Генеральный директор U_MED Нина Стешич рассказывает о своём пути в бизнесе, о возможностях клиники и об ответственности перед пациентами.

– Вашим первым проектом в бьюти-сфере была студия шугаринга Epil39, известная не только в Калининграде, но и за его пределами. Расскажите, как вы начинали бизнес.  

– Я начала работать в восемнадцать лет, в двадцать один год открыла первый бизнес – небольшой продуктовый магазин за городом. Долгое время была наёмным сотрудником в компании, занимающейся импортом товаров. У меня экономическое образование и развитая интуиция: хорошо чувствую людей, умею с ними работать – это стало хорошим подспорьем. Когда подрос сын, снова захотелось чем-то заняться – я не отношусь к тем женщинам, кому нескучно сидеть дома. Но возвращаться в прежние проекты было уже неинтересно, хотелось найти дело для души. Тогда я решила попробовать силы в бьюти-сфере. У меня две дочери, одна из них к тому времени уже была взрослой – это тоже повлияло на выбор.

– Почему занялись шугарингом?

– Потому что процедура безопасна, я точно знала, что никому не наврежу. Новое дело довольно быстро меня затянуло: буквально через четыре месяца начала преподавать, а через полгода стала одним из самых востребованных преподавателей в России. Я обладала знаниями и понимала, как их правильно донести до аудитории. На обучение ко мне прилетали специалисты из стран СНГ и Европы. В 2016 году мы открыли студию. Параллельно запустили ютуб-канал, он быстро набирал обороты. В то время индустрия эпиляции, особенно шугаринга, активно развивалась, но всё ещё находилась на низком уровне. Я старалась научить мастеров работать не только качественно, но и красиво.  

– Студия предлагала только услуги эпиляции?

– Первое время да, мы работали как моностудия. Впоследствии перечень услуг стал шире. В какой-то момент моя старшая дочь захотела найти подработку. А кем может подрабатывать студент? Опыт работы официантом она получила ещё в девятом классе во время каникул. Поэтому она отучилась на визажиста, а мы ввели дополнительные услуги – макияж и архитектуру бровей. Затем внедрили ногтевой сервис, это направление довольно долго просуществовало. Так студия начала вырастать в салон.  

Постепенно пришло понимание, что одного шугаринга недостаточно. Появились новые идеи, встал вопрос о покупке оборудования для электро- и лазерной эпиляции – эти услуги решили бы большое количество проблем, с которыми сталкиваются наши пациенты. Я сразу понимала, что будем работать только на дорогих, сертифицированных аппаратах, прошедших соответствующие клинические исследования. Тогда мы начали формировать команду, потому что на аппаратах такого высокого уровня могут работать только специалисты с медицинским образованием.

– Клиника красоты U_MED начала работать в октябре 2020-го, когда никто не понимал, надолго ли эпидемиологические ограничения, как они изменят экономику и какие ценности останутся у потребителей. Вам было страшно?

– Открытие клиники, оснащённой ультрасовременным оборудованием, было такой идеей, которая не даёт спать по ночам. Поэтому страха не было. К тому времени, когда мы решились на открытие, уже работал минимальный штат врачей, был найден замечательный врач-косметолог Юлия Григорьевна Яровая – это добавляло уверенности. Мне, как и многим женщинам, требуется спектр косметологических услуг, и чем дальше, тем шире. Хотелось быть на сто процентов уверенной в квалификации специалиста, которому я доверяю своё здоровье, поэтому легче было самой набрать команду и обучить. Мне так спокойнее.

– Ошибусь, если предположу, что вы из тех, кто следует принципу: если хочешь сделать хорошо, сделай это сам?

– Скорее, я считаю, что лучше не делать совсем, чем сделать плохо. Когда берусь за какую-то задачу, прилагаю все усилия для того, чтобы выполнить её максимально хорошо. Или сразу делегирую тем, кто справится лучше. Поэтому у U_MED такое стремительное развитие. У нашей команды получилось сделать за два года то, к чему другие идут на протяжении десяти лет. Единственная сложность была связана с тем, что мне хотелось самое эффективное и безопасное оборудование, которое только есть на мировом рынке, а это требовало внушительных инвестиций. Но муж дал согласие.   

– В какой момент супруг начал участвовать в ваших проектах?

– С самого начала, с того момента, когда я поделилась с ним идеей пойти учиться на мастера по шугарингу. Помню, что он улыбнулся и сказал: «Идея так себе, но если тебе хочется, почему бы и нет». Тогда мы ещё не понимали, во что это выльется (улыбается). К тому же в то время в Калининграде не было профессиональной продукции для шугаринга, найти качественную косметику удалось только у бренда «Глория». Муж из каждой командировки в Москву привозил их продукцию, а когда ему надоело, предложил покупать оптом и стать официальным дистрибьютором бренда. Арнольд тоже предприниматель, и хотя для него это дело было чем-то мелким, он видел, насколько оно важно для меня, и поэтому всецело поддерживал.

 

---

«Клиника Красоты U_MED»

На рынке с 2020 года. За это время более 3 000 довольных пациентов и свыше 1 000 положительных отзывов.

Услуги: фотоомоложение BBL, смас-лифтинг ULTRAFORMER III, Candela CO2RE, инъекционная косметология, дерматология, коррекция фигуры ENDOSPHERES THERAPY, лазерная эпиляция Candela, электроэпиляция Apilus, шугаринг, подология.

---

  

– Получается, U_MED вы открывали уже вместе?

– Конечно. Он присоединился к бизнесу, когда Epil39 перерос в салон, в штате было человек семь. Арнольд сначала дал нам своих специалистов – бухгалтера и юриста, а затем взял на себя часть задач. Получилось так, что на мне – стратегия развития проекта и управление командой, на нём – технические и финансовые задачи.

– Первыми пациентами клиники стали клиенты салона?

– Не только. Благодаря социальным сетям, развитию которых я уделяю большое внимание, о нас быстро узнали в городе – всем ведь интересно попробовать что-то новое. Наши пациенты – активные пользователи соцсетей, они используют их по тому же принципу, что и сарафанное радио. Поэтому с 2015 года я вкладываю много ресурсов в аккаунты клиники. И хотя сейчас у меня есть помощники, по-прежнему курирую это направление сама. Во время пандемии, к примеру, мы перенесли в онлайн всю коммуникацию: знакомили подписчиков с нашими специалистами, рассказывали о возможностях клиники и дальнейших планах.  

– Что помогло завоевать доверие? Почему они выбирают именно U_MED?

– Задачей номер один было оснащение клиники новейшим парком оборудования. Подобным масштабом может похвастать редкая клиника, может быть, в Москве найдётся около десяти медицинских учреждений с похожим набором аппаратов. Мы первые в Калининграде предложили пациентам процедуры на аппарате BBL – это самая совершенная фотосистема на мировом рынке. В арсенале клиники есть всемирно известный ULTRAFORMER III для смас-лифтинга, высокотехнологичное лазерное оборудование от Candela. Осенью ждём поставку ещё одного фракционного лазера, CO2RE.

Я убеждена в том, что вопрос технического оснащения первостепенен, когда мы говорим о современной косметологии. Главная тенденция сегодня – сохранение индивидуальности и регулярная забота о красоте и здоровье. Добиться хороших результатов в этом невозможно одними инъекциями, необходимы инновационные аппаратные технологии. Время сегодня – самый ценный ресурс, мы видим у пациентов запрос на максимальную эффективность и минимальный реабилитационный период. Подбирая врачей в нашу команду, я ищу тех, кто умеет совмещать несколько процедур за один приём, кто развивается и работает профессионально. Вакансия четвёртого врача-косметолога открыта уже год, но мы скорее продолжим и дальше справляться с растущей нагрузкой своими силами, чем возьмём человека, не разделяющего наши ценности. Если вы спросите любого из наших сотрудников о том, кто главный в клинике, каждый ответит: «Пациент».

–  Что ещё для вас важно при выборе сотрудников?

– Я очень люблю молодых, скромных, не распиаренных специалистов. До дрожи люблю «ботаников», они жадные до новых знаний. Когда мы познакомились с нашим главным врачом Юлией Яровой, я сразу же поняла, что она из тех, кто не останавливается на достигнутом. Она комбинирует разные процедуры, создаёт авторские техники. Это было бы невозможно без глубокого знания физиологии и безупречного владения всеми существующими техниками.

Трансформация из маленькой студии в современную, конкурентоспособную клинику стала большим скачком вперёд. Кто-то оказался не готов к таким изменениям и ушёл. Поэтому готовность меняться и работать в ускоряющемся темпе не менее важна.

– Врачи клиники преподают?

– Да. Юлия Яровая обучает инъекционной косметологии, Ольга Акинина – шугарингу. Но если шугарингу у нас может учиться любой желающий, то потенциальные слушатели курса Юлии Григорьевны проходят жёсткий отбор. Мы готовы обучать только специалистов с соответствующим дипломом. Те, кто получил среднее медицинское образование, учатся в определённых рамках. Мы считаем такой подход правильным.

– Как будет развиваться клиника?

– До конца года мы укомплектуем штат врачей. Если появятся новые препараты, однозначно, изучим их, и, если не останется сомнений в качестве, приобретём. Продолжим заниматься самосовершенствованием, в медицине всегда есть куда расти. Стараемся выбирать нестандартные, узкоспециализированные программы. Юлия Яровая в этом году уже ездила на два обу­чения: изучала новейшие протоколы по борьбе с пигментацией по системе BBL, посещала школу по лечению рубцов. Об этом не рассказывают на мероприятиях, собирающих тысячи слушателей, большинство из которых – начинающие врачи. Константин Дорофеев в этом году посетил конгресс по нитевым технологиям в Санкт-Петербурге, в сентябре вместе с Юлией Мышковской он будет участвовать в Балтийском конгрессе по пластической хирургии и косметологии. Само собой, продолжим регулярно проводить техническое обслуживание нашего оборудования и улучшать сервис для наших пациентов. Результаты работы наших врачей получают высокую оценку как у пациентов, так и в профессиональном кругу. Коллеги из Москвы и Санкт-Петербурга нередко рекомендуют U_MED своим пациентам, кому удобно сов­местить визит к врачу-косметологу с путешествием в Калининград – это всегда приятно.

– Почему вы не стали использовать имеющийся бренд, а назвали клинику U_MED?

– Предыдущее название было с приставкой «от Нины Стешич». Но успешный бизнес – это всегда результат командной работы, а не только усилий руководителя. Да, я как руководитель принимаю большинство решений, вкладываю средства в развитие проекта и несу ответственность, но безупречная репутация и довольные пациенты, с нашей помощью улучшающие здоровье и качество жизни, – результат работы всей команды. Именно поэтому мы каждый день смотрим на то, какими мы были вчера, и становимся лучше.

Реклама. ИП Стешич Арнольд Фахраддинович

– Строительную отрасль принято считать локомотивом калининградской экономики. Вы не раз говорили, что один рубль, вложенный в строительство жилого дома, привлекает от 25 до 35 рублей в другие отрасли, начиная от производства стройматериалов, заканчивая услугами по отделке. Что происходит сейчас?  

Борис Б.: Сложно дать однозначную оценку происходящим событиям. С одной стороны, снижаются набранные темпы, что в дальнейшем может привести к снижению объёмов введённого жилья. Однако если говорить об объёмах, я думаю, что план в этом году мы выполним.

– Речь об 1,1 миллиона квадратных метров, верно?

Борис Б.: Да, это необходимый показатель и по многоэтажному жилищному строительству, и по индивидуальному жилищному строительству – именно это направление сейчас показывает существенный рост по сравнению с прошлым годом. Уже в марте в процессе строительства находился 1 миллион 460 тысяч квадратных метров только в многоэтажных домах – это практически в два раза больше, чем предусмотрено планом.

В то же время, во многом из-за разговоров о так называемой «блокаде» Калининградской области – на самом деле никакой блокады нет, есть лишь затруднения с доставкой грузов, – мы наблюдаем отказы от сделок. Потенциальные покупатели из «большой России», планировавшие переезд в область, сейчас, испугавшись, выходят из сделок. То, что число отказов растёт, подтверждают как данные риэлторов, так и данные самих застройщиков. Ещё одна нехорошая тенденция – некоторые из тех, кто уже купил недвижимость в Калининградской области, например, в предыдущие годы, сегодня продаёт её и уезжает. В результате приток населения в область практически прекратился.

– В прошлом году высокий интерес туристов к Калининградской области был одним из главных драйверов развития отрасли. Прекращение притока населения меняет положение дел?   

Борис Б.: Вы правы, минимум 70 процентов сделок заключалось с жителями других городов. Кто-то покупал жильё для себя, планируя переезд, кто-то рассматривал покупку недвижимости на побережье в качестве инвестиции. Опасения потенциальных покупателей привели к тому, что сегодня некоторые застройщики откладывают начало строительства или вовсе приостанавливают начатое. Естественно, я говорю о тех объектах, где нет дольщиков. Если есть дольщики, то, конечно, объекты достраиваются – это ответственность застройщика.

– Как из-за проблем с логистикой и удорожанием строительных материалов изменилась себестоимость строительства?

Борис Б.: Себестоимость растёт буквально на глазах. Резкий скачок цен на стройматериалы случился ещё в 2021 году (см. № 259 за январь 2022 года. – Ред.), после чего цены на некоторые позиции вроде бы отскочили вниз. В связи с тем, что логистические цепочки сегодня меняются, требуя дополнительных процедур, цены на стройматериалы вновь растут. Кирпич в течение года подорожал почти на 80 процентов, некоторые заводы объявили, что поднимают цену на свою продукцию ещё на 40 процентов. Также [на себестоимость] накладываются проценты, которые выплачиваются банку, если застройщик строит жильё за счёт проектного финансирования. Плюс прочие риски, налоги, зарплаты – они в строительстве выросли на 10-15 процентов. Всё это привело к тому, что разница между ценой строительства и ценой продажи сократилась. Маржа прежде была гораздо выше.

– А что происходит с ценами на жильё и с покупательской способностью?

Борис Б.: Мы часто сталкиваемся с мнением, что цены на жильё слишком высокие и нужно их опускать. Но не все застройщики готовы пойти на такой шаг. А те, кто всё же запускает акцию, реализуют по более низким ценам не все квартиры, а только часть из них, которая, скажем так, менее привлекательна. Например, из-за вида из окна.  

Что касается покупательной способности, она снижается. Размер коммунальных платежей, стоимость продуктов питания и других услуг продолжает увеличиваться. И я не думаю, что заработная плата выросла во всех отраслях. Естественно, что в таких условиях сумма, которую люди могут регулярно откладывать на покупку жилья, становится меньше. Это подтверждает необходимость в программах льготной ипотеки, на которые приходится процентов 80 всех сделок. Однако если заработная плата не будет превышать 30 тысяч рублей в месяц, придётся десяток лет копить только на первоначальный взнос. Платёжеспособность растёт пропорционально улучшению уровня жизни – а это сложный спрос, требующий комплексного рассмотрения и участия государства.  

Борис К.: Действительно, весной сделок с иногородними покупателями практически не было. Но я считаю, что это всё-таки временное явление. На протяжении последних двух-трёх недель происходит активизация: вернулись просмотры, начались продажи. Жители других регионов убедились в том, что полки в наших супермаркетах не пустуют, трудности с транзитом разрешились. Изоляция Калининградской области невозможна в принципе, поскольку налажено паромное сообщение. Для того чтобы тарифы на паром были на уровне хотя бы железнодорожных, безусловно, необходимо субсидирование. Но главное, что вопрос с доставкой грузов решён, дефицита в материалах нет, стройки не остановлены.

– Борис Аршамович говорит, что необходима льготная ипотека. Одно из нововведений – специальная программа для IT*-специалистов. Она по-прежнему актуальна? Говорят, много специалистов уехало из страны.

Борис К.: Скорее, много специалистов регистрируют свои компании в других странах, чтобы не попасть под санкции. Но они по-прежнему живут здесь, в Калининградской области. И у них по-прежнему есть потребность в покупке жилья.

Любовь: Об актуальности этой и других программ будет интересно поговорить, если налоговая нагрузка для россиян, работающих за пределами страны, всё-таки будет увеличена до 30%. Что изменится в таком случае?  

Борис К.: Я думаю, что ничего не изменится. Но я и не эксперт в этом вопросе.

– А что уже изменилось из-за санкций? Например, в части поставок лифтового оборудования.

Борис К.: По лифтам вообще проблем не вижу. Во-первых, много лифтового оборудования и раньше привозили из Китая и Турции. В Европе его покупали только потому, что логистика из Китая подорожала. Из-за валютных колебаний дешевле было везти итальянские лифты, но это длилось недолго.

Борис Б.: При этом качество турецкого оборудования не хуже. А учитывая, что сегодня цена доллара стала нормальной, то и стоимость лифтов стала привлекательной. Может быть, в той же Турции пока ещё не производят какие-то экстрамодели.

Борис К.: Почему? Я недавно смотрел каталог одного китайского производителя – один в один KONE (известный финский производитель лифтов и подъёмников, прервавший деятельность в России. – Ред.). Такие же надёжные механизмы, те же люксовые кабины с отделкой мрамором.

Борис Б.: Много отделочных товаров покупалось в Польше, Германии и Литве из-за короткого логистического плеча. До недавнего времени никто даже не задумывался, есть ли аналоги, потому что процессы были отлажены.

Борис К.: А за счёт отсутствия пошлин цена получилась интереснее. Большой разницы не было – пять-семь процентов, но было чуть-чуть дешевле, чем везти из России.

Борис Б.: Сейчас, когда застройщикам резко пришлось переориентироваться на российских производителей, большую помощь в вопросе импортозамещения оказали Минстрой России и Ассоциация НОСТРОЙ. Они выпустили и продолжают дополнять актуальной информацией каталог российской продукции, аналогичной импортным материалам. Допустим, проектом было заложено использование радиаторов определённой зарубежной фирмы. Застройщик открывает каталог и находит там аналогичные радиаторы, выпускаемые компанией в Туле.

Борис К.: При этом, если вы приобретаете материалы у компании из этого каталога, изменение в проекте не потребует дополнительного согласования. Это значительно упрощает работу.  

– Какие ещё инициативы помогают минимизировать негативный эффект кризиса?

Борис Б.: За последние месяцы Минстрой оперативно принял довольно много различных постановлений, упрощающих согласование изменений в контракте, сокращающих число проверок, разрешающих вести параллельное проектирование и возведение объектов. Одно из главных, на мой взгляд, решений – продление действия разрешений на строительство и аренды земельных участков на три года. Честно скажу, правительство сработало удивительно.

Борис К.: Сниженная ипотечная ставка – тоже, в общем-то, инициатива Минстроя. Ещё один новый интересный продукт – ипотека на индивидуальное жилищное строительство. Кроме этого, Минстрой планирует освободить застройщиков от НДС на нежилые помещения коммерческого типа – парковки, офисы.

Любовь: Правительство направит дополнительно 45 миллиардов рублей на дофинансирование льготных ипотечных программ. Мы со своей стороны выделили 250 миллионов рублей на льготные займы под один процент годовых членам Союза строителей. Всё это – огромная поддержка.

– И это помогает сохранять оптимистичный настрой?

Борис К.: Во-первых, его никто не терял.

Любовь: Не дождутся.

Борис К.: Во-вторых, мы не в первый раз проходим волну отсутствия продаж – а я бы называл происходящее именно так, не связывая с геополитической ситуацией. Да, страх в глазах есть. Тот, кто раньше активно покупал недвижимость, в том числе с целью инвестирования, сейчас действует осторожнее. Но я уверен в том, что они лишь взяли паузу. Думаю, уже скоро психологический барьер удастся преодолеть.

Борис Б.: Хорошо бы ещё, чтобы центральное телевидение перестало показывать «пугалки» про Калининградскую область.

Борис К.: Но ведь и не все испугались. Туристов много, говорят даже, что область вышла на допандемийный уровень. Поэтому мы действительно смотрим в будущее с оптимизмом. И в предыдущие кризисы жильё не продавалось по несколько месяцев.

Любовь: Наш оптимизм также подкреплён количеством выдаваемых разрешений на строительство. Их число уже приблизилось к показателям, которые были до начала специальной военной операции.

---

Елена Плахута

Более 20 лет в бизнесе

Начинала с продажи кожгалантереи и бижутерии в прикассовых зонах супермаркетов «Виктория». Сегодня владеет шестью магазинами модной одежды в Калининграде и Светлогорске

Портфель брендов: Patrizia Pepe (Италия), Rich&Royal (Германия), Diego M (Италия), Duno (Япония), Baronia (Германия), Frandsen (Германия), Karl Lagerfeld (Германия), Campione (Германия), Navigare (Италия), Barbara Lebek (Германия), ASH (Италия), Mac (Германия), Franzen (Дания), Normann (Дания), Robell (Дания)

Образование: MBA

---

– Елена, знаю, что вы задумались о создании собственного бренда одежды. Расскажите.

– Мой бизнес не обошли стороной проблемы, связанные с падением импорта: некоторые поставщики отказываются продолжать работать с российскими дистрибьюторами, другие – отменяют наши заказы. Мы оказались в ситуации тотальной неопределённости, никто не может знать наверняка, останутся ли европейские марки и как долго ещё можно будет отправлять платежи в Европу. Ясно в этих обстоятельствах только то, что ни в коем случае нельзя останавливаться. Я вижу один из выходов в разработке коллекции одежды из высококачественных тканей. Думаю, что двадцатилетний опыт работы с премиальными европейскими брендами станет хорошим подспорьем новому проекту.

– Вы планировали создавать бренд ещё до 24 февраля? Или идея появилась только сейчас, на фоне нестабильности?  

– Мы давно планировали разнооб­разить бизнес, но только проектом, не связанным с индустрией моды. В нынешних условиях мне показалось правильным поддержать то, что есть, а не идти в новую нишу. Когда ситуация начнёт хотя бы немного стабилизироваться, рассчитываем вернуться и к другим планам.

– Вы начали заниматься бизнесом, когда вам было немногим больше двадцати лет.

– Скорее, в то время мои проекты начали приобретать очертания бизнеса. А продавцом я стала ещё в четырнадцать – во время каникул на пляже в Светлогорске продавала немцам янтарь.

– Немцам?

– Я заметила, что им нравится, когда с ними говорят на немецком, под­учила язык – и  все покупатели пошли ко мне (смеётся). Было весело, но непросто: каждый день приходилось подниматься в гору с тяжёлым рюкзаком, набитым камнями, когда одноклассники в это время безмятежно загорали. Зато у меня появились деньги.  

– Это было главной мотивацией?

– В то время да. Хотелось заработать немного денег, начать путешествовать. Когда мне было двадцать пять, я впервые оказалась в Италии – без преувеличения, это была любовь с первого взгляда. В какой-то момент поймала себя на мысли, что хочется бывать здесь как можно чаще. Но не выйти замуж за итальянца, как обычно загадывают молодые девушки, а регулярно приезжать в Италию с деловыми поездками. К тому времени у меня уже был небольшой бизнес – магазины с кожгалантереей и бижутерией в прикассовых зонах супермаркетов «Виктория». По приезде стало очевидно, что пора задуматься о развитии.

– Что было дальше?

– Я убедилась в том, что мысли материальны, потому что дорога привела именно в Италию (улыбается). Верю, что нужно правильно формулировать свои мечты, и тогда начнут находиться возможности для их воплощения. Мне удалось познакомиться с лидерами текстильного бизнеса, узнать, как всё устроено, как работает логистика. Сделала вывод, что для того, чтобы был толк, заказы нужно размещать на фабриках и исключать из цепочки посредников. Вскоре стало понятно, что успех бизнеса напрямую зависит от того, владеешь ли ты торговыми площадями – аренда требует колоссальных затрат. Поэтому все силы были брошены на то, чтобы хотя бы раз в три года приобретать новый объект коммерческой недвижимости. Когда ты не зависишь от договора аренды, у тебя больше возможностей экспериментировать с марками.

– На каких брендах вы остановили выбор?

– Из первой поездки в Италию привезла Diego M, сегодня верхняя одежда бренда представлена в бутике Concept и магазине 7 seasons в Светлогорске. Также, пока изучала ассортимент итальянских брендов, удалось договориться о сотрудничестве с немецкой маркой Concept. Считаю это большой удачей.

– Почему возможность сделать заказ у Concept – это удача?

– В ассортименте бренда были куртки, чей характер подходит российским женщинам: качественные ткани, красивая фурнитура, яркие оттенки. Наши женщины любят яркое, поэтому закупка оказалась стопроцентным попаданием в цель. Особенной популярностью эти куртки пользовались у туристов, прилетающих на Балтику с чемоданом, набитым купальниками, и тут они сталкиваются с нашей непредсказуемой погодой. Уже через год мы вышли на самые большие в Калининградской области объёмы продаж. После этого я стала эксклюзивным представителем бренда, немцы начали выдавать товарные кредиты, что значительно упрощает работу. Поэтому я называю сотрудничество с Concept большой удачей. Но, к сожалению, бренд закрыли – владельцам к тому времени было уже за семьдесят.

– Для вас это стало ударом?

– Могло бы им стать, если бы в магазинах не были представлены другие бренды. Я на своём опыте не раз убедилась в том, что диверсификация снижает риски, придаёт бизнесу устойчивость. Вскоре после ухода Concept с рынка мы увеличили объём продаж одежды, обуви и аксессуаров других немецких производителей, с кем прежде работали небольшими заказами.

– Что вам дало образование MBA?

– Управленческий опыт, который сразу же удалось применить на практике. И, конечно, заряд уверенности в себе. Сотрудничество с европейскими брендами также многому научило – немцы известны своей пунк­туальностью и строгими требованиями к партнёрам по бизнесу, нам следовало им соответствовать.

– Вас знают в Калининграде прежде всего как владелицу монобрендового бутика Patrizia Pepe. В какой момент вы заполучили Patrizia в свой марочный портфель?

– Patrizia Pepe – мой самый любимый итальянский бренд. Мы не сразу открыли монобрендовый бутик, всё начиналось с небольших заказов для магазинов в Светлогорске. Открытие монобрендового бутика оказалось непростой задачей, но, несмотря ни на что, мы на это решились.

– В этом году бутику Patrizia Pepe исполняется пять лет – вам всё-таки удалось не расстаться с брендом.

– Patrizia Pepe – марка с перчинкой. Одежда этого бренда создана для сильных, самодостаточный и успешных женщин. Женщина в Patrizia Pepe – красивая, деловая, стильная, сексуальная и всегда в центре внимания. Работать с таким брендом было мечтой, но в то же время открытие магазина на арендованных площадях противоречило моим принципам. Если бы не супруг, всецело поддержавший идею, я бы, наверное, на это не решилась.

Понять, что нужно нашим клиентам, удалось только методом проб и ошибок. После этого мы стали действовать, опираясь не на интуицию, а на статистические данные и непроданные остатки – в нашем деле это один из важнейших показателей. Выяснилось, что покупатели предпочитают повсе­дневную одежду: удобную, в стиле спортивный шик. При этом в спортивном костюме от Patrizia Pepe можно пойти и на деловую встречу, а если вы случайно окажетесь в ресторане, будете выглядеть ярко и уместно.

– Я слышала, что вы лично знакомы с Патрицией Бэмби. Расскажите о встрече.  

– Меня пригласили в Милан, на тусовку в честь открытия нового формата бутика Patrizia Pepe Club. Во время презентации я познакомилась с Патрицией. Когда стала рассказывать ей о своём бутике, оказалось, что она прекрасно осведомлена о нашей работе – было очень приятно.

– Вы обсуждали с представителями бренда текущую ситуацию? Думают ли они о приостановке деятельности?

– Большинство марок ищет любые возможности, чтобы остаться на российском рынке. Если Rich&Royal допускает возможность ухода – у нас уже не получилось выкупить свой заказ на зиму, – то Patrizia Pepe, напротив, разработала меры поддержки российских партнёров. К примеру, бренд зафиксировал валютный курс на уровне 75 рублей. Весной евро бил исторические рекорды, мы же продолжали делать заказы без оглядки на эти скачки. Когда посыпались логистические цепочки, Patrizia нашла новый маршрут через Республику Беларусь. Сейчас прорабатываются варианты доставки грузов через Китай.

– Почему Patrizia Pepe важно остаться в России?

– Потому что Россия – огромный рынок сбыта, причём не только у Patrizia Pepe. Для Diego M потеря российских покупателей равноценна банкротству. С итальянским брендом с японскими корнями Duno мы работаем недавно, но чувствуем с их стороны поддержку.

– Как, на ваш взгляд, происходящие события отразятся на ценности дорогих, люксовых вещей?  

– Я могу поделиться только собственными ощущениями. Неопределённость появилась не вчера, крайне напряжёнными были последние несколько лет. За это время желание купить новую сумку Gucci ушло на дальний план. Но Gucci – это люкс, а мы работаем с марками уровня премиум. И мне кажется, что этот сегмент станет востребован. Сегодня, когда многие из нас не могут свободно путешествовать по миру, шопинг может заменить радостные эмоции, которые мы получаем, бывая за границей. Покупка качественной, модной одежды – отличный способ поднять настроение и самооценку.

 

– В начале нашего разговора вы сказали, что первое время главной мотивацией было желание зарабатывать. Что вас мотивирует сегодня?

– Моя семья – двое детей и муж (улыбается). Мне хочется, чтобы у наших детей был немного другой жизненный путь. Может быть, они захотят стать врачами или спорт­сменами – для меня важно дать им все возможности для этого. Поэтому вдохновение и идеи не заканчиваются. Особенно сейчас, когда каждые пару лет приходится адаптироваться к новой ситуации.

– Супруг работает с вами?

– Да, ему всегда были интересны мои проекты. Раньше мы вместе ездили на выставки в Дюссельдорф и Милан: муж за рулём, я в это время придумываю что-то новое – уже тогда действовали как команда. Поэтому я не удивилась, когда муж решил присоединиться к бизнесу. Наверное, в тот момент он понял, что это давно не просто работа, а наш образ жизни. То, что он взял на себя огромное количество задач, связанных с поставками товаров и ведением документации, позволило мне сфокусироваться на творческих задачах и уделять семье и близким больше времени. Очень важно сохранять баланс между работой и личной жизнью. Был период, когда я настолько погрузилась в достижение целей в бизнесе, что всё остальное перестало радовать и приносить удовольствие – это неправильно. Как много внимания ни требовал бы бизнес, нужно уметь не уходить в дела с головой и вовремя переключаться.

 

Как перфекционизм и психологическое образование помогли Ирине Громовой создать экосистему интеллектуального и личностного развития, которая меняет рынок.

Мысли по-крупному

– «Английская школа #1 Ирины Громовой» больше не школа английского языка, а школа личностного развития. Когда и почему решили переформатировать бизнес?

– Трансформация началась довольно давно, с тех самых пор, когда мы впервые стали инкорпорировать в уроки элементы личностного развития. Нет никакого смысла в том, чтобы просто учить иностранный язык. Максимум, что это даст – хорошие отметки и умение самостоятельно сделать заказ в ресторане где-нибудь за границей. В Английской школе углубленное изучение языка и, соответственно, каждый наш урок – это, в первую очередь, средство эмоционального, интеллектуального и личностного развития. Высочайшая квалификация наших преподавателей позволяет через изучение языка учить детей думать, развивать эрудицию, воспитывать в них чувство эстетики, эмпатию и эмоциональный интеллект.

– Вы говорите, что заниматься личностным развитием позволяет квалификация преподавателей.

– Да, именно так. Только преподаватель, обладающий высочайшей квалификацией, развитым интеллектом и современным взглядом на мир, находящийся в курсе всего, что в нём происходит – от новейшего музыкального трека до актуальных спортивных событий, – может погрузить ученика в правильный контекст, в котором ребёнок сможет максимально развить свои навыки. Это один из принципов гуманистической психологии, на которую мы опираемся.

Приведу пример. Наша команда уже несколько лет предоставляет образовательным учреждениям услуги профессионального аудита. Мария Князева (директор Английской школы #1. – Ред.) сейчас находится в очередной командировке, где присутствовала на уроке английского языка. Один ученик опоздал. Когда учитель спросил, с чем связано опоздание, ученик на хорошем английском ответил, что зачитался книгой, а по дороге слушал любимого исполнителя, поскольку урок посвящён музыке. Отвечая на вопрос о любимом исполнителе, он назвал оперного певца Пласидо Доминго. Учитель спросил: «Кто это?» Для меня такой вопрос – профессиональное самоубийство. В нашей школе подобная ситуация невозможна. Если ученик спросит, что происходит в мире или кто является основоположником того или иного музыкального направления, каждый из преподавателей сможет дать развёрнутый ответ. Создать контекст, располагающий к получению знаний, может только адекватный взрослый, с которым у детей налажены доверительные отношения. Наших преподавателей дети уважают не из-за статуса учителя, а потому, что видят в них ролевую модель. Мы создаём для ребенка образ адекватного взрослого, который понимает, принимает, развивает и заботится.

– Три года назад я брала у вас интервью (см. № 232 за октябрь 2019 года. – Ред.) и спрашивала, находите ли вы рост школы – к учёбе приступали рекордные 900 учеников – закономерным. Вы ответили, что в отношении вашей компании нет никаких закономерностей. Завершив трансформацию, вы сработали на опережение. Это снова не закономерность?

– В этом отношении мне близка философия индивидуализма Айн Рэнд. Я считаю, что если каждый делает свою работу идеально, то результат этой работы будет востребован и мир станет лучше. Очевидно, что в нынешних экономических условиях образовательный рынок просядет, поэтому мы заранее просчитали, что будет с показателями компании при 10-, 20-, 30-процентном сокращении числа учеников. Я понимала, что ни при каких обстоятельствах падение не превысит трети. Однако в итоге мы не потеряли ни одного ученика. В листе ожидания на следующий год – 260 человек. Наверное, можно назвать случайностью. Но я думаю, что это всё-таки закономерный результат нашей качественной работы.

– В 2020 году, до начала пандемии, вы анонсировали амбициозный проект – Лингвистический лицей для учащихся 10-11-х классов, предполагающий обучение на двух языках. Он должен был стать важным этапом трансформации из языковой школы в школу интеллектуального развития. Но открытия не было.  

– Лингвистический лицей – это единственный проект, который мы задумывали, но не реализовали. И я этому рада. Рособрнадзор не выдал разрешения на образовательную деятельность только потому, что у нас не было отдельного здания. К слову, я купила здание в центре города, на улице Чайковского, которое через два года превратится в классическую Английскую школу. Но общего образования в школе не будет.

– Почему?  

– Когда родители обращаются за дополнительным образованием, они понимают его ценность. А когда отдают детей в частную школу, особенно в дорогую, ценность образования начинает уходить на второй план. На первый план выходит получение отличного аттестата и золотой медали. Так вот моя задача – не бодаться с родителями за оценки, а дать максимальное количество знаний и компетенций. Поэтому мы будем преподавать литературу, обществознание и другие предметы школьной программы на английском языке, но не будем выдавать аттестат – это останется прерогативой общеобразовательной школы.

Стань первым среди равных

– Хочу подробнее поговорить с вами о личностном развитии. Мне кажется, что с появлением большого числа инфопродуктов стало непонятно, что это такое.

– Я абсолютно согласна. Понятие личностного развития нивелировалось благодаря тому, что все кому не лень сегодня продают курсы и так далее. Вредит ли это нам? Я считаю, что нет; мы в безопасности. Во-первых, у нас безупречная репутация. Во-вторых, мы используем лучшие методики из Санкт-Петербурга: я долго и упорно тестировала их, на протяжении последних полутора лет изучала их эффективность.

Когда мы говорим о личностном развитии, прежде всего имеем в виду личный пример. Я выстроила бизнес таким образом, что каждый преподаватель – это личность, которая становится ролевой моделью для ученика. Когда к нам приходит ребёнок, учащийся в третьем классе – предподростковый возраст, личность формируется очень мощно, – мы начинаем с того, что замеряем его личностный потенциал. У нас есть широкий набор инструментов, чтобы измерить его с точки зрения понятийного мышления, образно-логического – любого. Благодаря этому мы понимаем, откуда стартуем. И уже в процессе обучения видим прогресс ученика и определяем, как максимально эффективно реализовать его индивидуальный образовательный маршрут. Именно это мы называем личностным развитием посредством изучения языка.

– Международные мониторинги TIMSS, PIRLS и PISA* говорят о том, что наша школа сильна в формальных знаниях, но слаба в практических. Согласны?

– Нет, я категорически не согласна с таким разделением. Российское образование никогда не было ремесленным, оно фундаментальное – в этом сила нашей страны. Перед школой не стоит задача дать детям практические знания. Задача школы – на базе таких серьёзных предметов, как биология, физика и химия, развить понятийное мышление. И только когда ребёнок увидит картину мира, основанную на серьёзном теоретическом знании этих предметов, он сможет приступить к развитию практических навыков.  

– Какие вызовы перед вами сегодня?  

– Главный вызов – расти самим. Чтобы заниматься личностным развитием ребёнка, каждому преподавателю нужно очень серьёзно повышать свою квалификацию. Весь этот год мы работали на то, чтобы получить дополнительное психологическое образование. Каждую неделю читала лекции своим преподавателям, мы очень подробно говорили об эмоциональном интеллекте, разбирали кейсы. Приглашала двух специалистов из Санкт-Петербурга, чтобы разобрать методики сказочной песочной терапии. Теперь инкорпорируем эти техники и другие терапевтические элементы во все уроки.     

 

– В связи с последними событиями наблюдали растерянность в команде?

– Подобных настроений нет. Я сразу сказала преподавателям, что они могут ни о чём не волноваться: контракт заключен на год, подушка позволяет всё это время обеспечивать их финансовую безопасность.

– Стоимость обучения изменилась? Какова сейчас цена знаний?

– Мы повысили стоимость приблизительно на 20 процентов, теперь обучение стоит от 10 тысяч до 13 тысяч рублей в месяц (самая дорогая программа – Британская Школа 22 000). Разумеется, были переживания по поводу возможной потери учеников – но, как я уже говорила, они оказались напрасными.  

– Как ухудшение экономических условий повлияет на рынок образовательных услуг, темпы его развития?

– Мне кажется, никак не повлияет. Образование – единственная сфера, которая всегда будет востребована. За последние месяцы мы неоднократно слышали от родителей наших учеников, что они готовы урезать все статьи расходов, кроме обучения. Потому что именно образование даёт возможность управлять своим будущим.  

– В Казахстане недавно прошла конференция, идея которой – образование должно стать главным направлением. Почему вопросам образования сейчас уделяется внимание на государственном уровне?

– Потому что уровень образования напрямую влияет на качество экономики. Чем умнее собственники бизнеса, тем быстрее и точнее они принимают решения, а значит, тем выше будет экономический потенциал государства. Чем больше умных людей живёт в стране, тем выше требования к тому, что здесь происходит – начиная от обслуживания в ресторане, заканчивая политической стратегией. А чем выше запрос, тем выше качество жизни.

Успех начинается здесь

– Три года назад вы рассказывали о дочери Марии: стала первой студенткой школы, затем присоединилась к преподавательскому составу. Сегодня она – директор программы British School**. Что ещё изменилось?

– Во-первых, Маша получила степень магистра. Она училась по совместной программе БФУ им. И. Канта и Третьяковской галереи, две недели проходила практику в музее. Мы не преувеличиваем, когда говорим, что «Искусство» в British School преподаёт первоклассный специалист. Во-вторых, в прошлом году Маша вошла в жюри Всероссийской олимпиады для школьников – это очень серьёзный опыт. Ещё одно достижение – приглашение разрабатывать тесты для нового учебника по английскому языку издательства «Просвещение». Маша – выпускница Сорбонны (Париж), университета NILE (Великобритания) и программы FLEX (США), где вошла в тройку лучших студентов. Что касается психологии, она официально имеет право проводить и интерпретировать цветотест Люшера и интеллектуально-личностную диагностику детей от 6 до 17 лет.  

– Повышение квалификации – инициатива Марии или ваша?

– В свои двадцать пять лет Маша существенно меня опередила. Как преподаватель английского языка она уже достигла пика карьеры. Однако амбиции у неё не такие, как у меня, поэтому приходится помогать и направлять.

– Сложности из-за этого не возникают?

– Нет, я остаюсь для неё авторитетом. И хотя она и росла в тени звёздной мамы, у неё всё в порядке с самооценкой. Маша прекрасно осознаёт своё интеллектуальное превосходство. Я каждый день говорю ей, что горжусь.

– Вы относитесь к ней как к равноправному партнёру?  

– Нет, потому что пока ей не интересно управлять бизнесом. Я тридцать лет посвятила тому, чтобы у моего ребёнка была возможность заниматься тем, от чего он кайфует. Было бы неправильно что-то навязывать.

– Мы много говорим об обучении детей. Программы для взрослых тоже есть?

– Да, у нас учатся около 120 взрослых – это немало. В последнее время мы стали больше заниматься корпоративным обучением, одна из новых групп – команда тату-студии Molotov Tattoo. Ребята замечательные, все получают огромное удовольствие от процесса. Чтобы взрослым было интересно, важно не объяснять им, что такое пассивный залог, а дать возможность общаться в кругу людей с таким же социальным и интеллектуальным уровнем.

– Умение найти подход к самым разным людям – залог вашего успеха?   

– Безусловно. Если ты умеешь общаться только с людьми одного круга, ты никогда не выйдешь за его пределы. Гибкость – важнейший навык в бизнесе и в жизни. Поэтому мы уделяем большое внимание развитию адаптивности, учим детей смотреть на события не с двух сторон, а с шести. Кстати, когда я пришла в психотерапию, супервизор сказал, что ещё не встречал людей с такой адаптивностью, как у меня. Это качество очень помогает в бизнесе и в жизни.

– Что ещё открыли в себе за время обучения?

– Я поставила перед собой серьёзный челлендж – за три года стать лучшим психоаналитиком в Калининграде, – обычно на это уходят десятилетия. Это было важно ещё и потому, что с возрастом начинаешься бояться потерять живость ума и гибкость. И когда во взрослом возрасте у меня получилось с нуля освоить новую, сложную профессию, я поняла, что с гибкостью мышления всё в порядке – это стало приятным открытием (улыбается).

* – TIMSS – мониторинговое исследование качества математического и естественнонаучного образования, PIRLS –  международное исследование качества чтения и понимания текста, PISA – международная программа по оценке учебных достижений.

** – «Британская школа» – флагманская программа Английской школы #1. Ученики изучают определённый набор предметов на английском языке в дополнение к основной школе.

В свой юбилейный год владелец АО «Молоко» и создатель Русского центра искусства в Калининграде Рустам Алиев рассуждает о том, как сложно не принимать решения, упрощающие жизнь, какие потери принесли ему антироссийские санкции, и признаётся в ошибках, которые не хотел бы повторить

– Четыре года назад в интервью «Королевским воротам»16+ (см. № 212 за февраль 2018 года. – Ред.) вы впервые высказали намерение построить в Калининграде музей изобразительного искусства. Идея за это время трансформировалась, проект тоже претерпел изменения. На какой стадии вы находитесь сейчас?
– Время пролетело очень быстро. За четыре года произошли фундаментальные изменения. Главное, о чём мы говорили в том интервью, это о необходимости выделения земельного участка под строительство музея. В удобном – прежде всего для посетителей – месте. И это произошло, власть обратила внимание на мою идею. Надо заметить, что власть я подразумеваю в одном лице – губернатора Антона Андреевича Алиханова. Он проявил большую настойчивость, думаю даже, что половина заслуги в проекте ему принадлежит. Губернатор собирал совещания пять или шесть раз, наконец, не выдержал: «Сколько можно эту тему обсуждать, хватит разговоров». В хорошем смысле слова «рубанул шашкой», и дело сдвинулось. Корпорация развития Калининградской области выделила участок в Рыбной деревне – я, если честно, о таком отличном месте не мог и мечтать – и отдала в аренду Русскому центру искусства на 49 лет с целевым назначением.

– Ещё раз задам вопрос, что задавала в 2018 году. Действительно так уж нужен ваш музей Калининграду? Особенно сейчас.
– Убеждён, что нужен. Инициатива частного музея возникает не так часто в регионах Российской Федерации, да ещё такого масштаба, какой я запланировал. Вначале фасад музея был спроектирован в стиле неоклассицизма, а в итоге получился брутализм. Строительство ведётся на уровне третьего этажа. Внутренняя отделка общественных пространств будет из белого лицевого бетона. Мы потеряли много времени, экспериментируя с этим незнакомым прежде стройматериалом, который к тому же не производят в России. Пришлось нарабатывать новые компетенции – научиться делать этот бетон, заливать, работать с опалубкой и так далее. Я увидел пример использования белого бетона в Берлине, в галерее Джеймса Симона по проекту Дэвида Чипперфилда. Решил применить в Калининграде. По материалам отделки фасада – камень, мрамор, кирпич – ожидаю варианты макетов фасада от привлечённых итальянских архитекторов, чтобы принять решение. Это очень ответственный вопрос.

– Зацеплюсь за слово «брутализм». Этим стилем определяют Дом Советов, готовящийся к сносу. Не видится ли вам некой переклички? Будущего напоминания о том, чего, возможно, в Калининграде не станет?
– Вы правильно подметили, но никакого намеренного символизма в этом нет.

– Вы обозначали бюджет проекта в 1,5 миллиарда рублей. Каков бюджет сейчас, в условиях инфляции, подорожания стройматериалов и прочих обстоятельств?
– Вопрос финансов стоит остро. Тонна белого цемента стоит 24 000, обычный цемент вчетверо дешевле. Арматуру я покупал по 35 000-40 000, сейчас 110 000-115 000 за тонну и так далее. Конечно, бюджет увеличивается. Кроме того, я понёс финансовые потери, связанные с санкциями против России, заморозкой еврооблигаций российских компаний. Сегодня эти бумаги не стоят ничего. Думаю, что делать, как сокращать расходы. Но в моём случае это означает упрощение того, что я задумал. Не хочется упрощать. Стоит задача завершить объект, а не заморозить. Следующий уровень проблем – проблемы технического характера. Проект сделан с учётом поставок европейского оборудования – лифты, системы вентиляции, кондиционирования, котельная. Как сейчас это замещать, не готов сказать. Это реально пугает, есть вещи, которые уже нельзя переделать – конфигурацию лифтов, например. Такие моменты могут серьёзно отодвинуть срок сдачи в эксплуатацию.

– Простите, а откуда у вас деньги на музей?
– Как гражданин Российской Федерации, я воспользовался законом о легализации доходов и в 2018 году подал спецдекларацию, задекларировал все свои активы, дивиденды и денежные средства, находившиеся за рубежом. Большую часть, кстати, вернул в Россию, поэтому деньги абсолютно легальные. Замечу, что моя спецдекларация имеет номер 001, могу предположить, что легализовал здесь доходы первым, ну, или одним из первых.

– До культуры ли сейчас?
– Роль культуры только возрастёт. Люди продолжают нуждаться в душевной радости, чему служат культура и искусство. Меня беспокоит другое. Наблюдается хорошая тенденция, в прошлом году Калининград посетили два миллиона туристов. А как они будут добираться в нынешних условиях? Если власти решат вопрос транспортной логистики, я спокоен. Рядом строится культурный кластер, филиал Третьяковской галереи, недалеко Калининградский музей изобразительных искусств. Такие коллаборации очень хорошо работают в мире. Один музей другому не мешает, наоборот – дополняет.

– Знаю, что ваша коллекция пополнялась в том числе и на европейских аукционах. Аукционный дом Christie’s прекратил сотрудничество с российскими участниками. Повлияет ли это на вашу деятельность по расширению коллекции? Считаете её завершённой?
– В конце прошлого года я приобрёл на аукционах Sotheby’s и Christie’s двенадцать картин русских художников-шестидесятников на миллион евро. Это советские художники неформального искусства Эдуард Штейнберг, Эрик Булатов, Дмитрий Краснопевцев и другие. Мне не дают права работы забрать и вывезти в Россию. Говорят, храним до особого распоряжения. Около 50 предметов заморожено в Германии. Из них 30 – картины русских и кёнигсбергских художников. Не верю, что картины мне не отдадут, но то, что препятствуют, – это плохо, это шок. Культурный обмен отменить невозможно! Как невозможно завершить формирование коллекции. Коллекционер не может сказать себе: всё, точка. Он эволюционирует, продолжает изучать предмет коллекционирования. Понимая, что превратившись из частной коллекции в центр искусства, нельзя оставаться в рамках только классической живописи, я начал изучать соцреализм, стал его покупать, в результате у нас уже неплохое собрание. Дальше я стал собирать актуальное искусство, произведения современных художников.

– Какой триггер сломал собственные убеждения? Вы ведь говорили, что вам не нравятся модернистские течения, буквально: «Никогда не буду их покупать».
– Триггер был. Увидел в Питере огромную очередь в музей современного искусства и вдруг осознал, что раз это интересно публике, значит, и я должен обратить на это внимание. Субъективное мнение не должно влиять на формирование общедоступной коллекции в статусе музейной, где научная работа занимается изучением не покупательского, а эмоционального спроса современников. А они хотят видеть нечто необычное, то, что не увидят в своих смартфонах.
Каждый период и направление в искусстве – некий рассказ для посетителя. Мы должны иметь много рассказов, временные рамки экспозиции раздвинулись на три века примерно. Со второй половины 19-го – начала 20-го века, как было в первоначальном варианте, мы зашли глубже в 20-й век, а теперь и в 21-й тоже. Но тут надо быть очень осторожным. Мне говорят – надо ещё кого-то из авангарда, из мирискусников добавить. Риск в том, что покупка одной картины тянет за собой другие. Нельзя же повесить одну картину – зал должен быть логически завершён по содержанию, смыслу, периоду или направлению, иначе это непрофессионально.

– Судя по тому, что вы говорите, ваша цель – создать Русский центр искусства в Калининграде на момент мая 2022 года – осталась прежней. Вы всё так же считаете её главной в своей жизни?
– Была небольшая паника из-за неопределённости. У многих была. Сейчас моя цель состоит в том, чтобы реализовать проект. Что греха таить, была мысль на этаж уменьшить здание. Но сегодня утром, перед нашей встречей, прочитал интервью с директором Третьяковской галереи Зельфирой Трегуловой. Она говорит, что музею всегда не хватает помещений, если музей развивается. И я понял, что если буду мыслить сегодняшним днём, упрощу, сэкономлю, чтобы было легче вырулить, это неправильно в перспективе двадцати-тридцати-сорока лет. Надо сразу думать о том, как музей будет жить после меня, после нас. Я создал фонд, куда будут передаваться картины. Чтобы и после жизни учредителя музей работал. Конечно, если бы у нас были законы, регламентирующие передачу личного собрания городу, чёткие правила о том, как город должен следить за зданием, за коллекцией, тогда можно было бы спокойно спать. Промышленник Генри Фрик передал свою коллекцию Нью-Йорку, и город выполняет взятые на себя обязательства, имея один из лучших музеев в стране, а то и в мире. У нас вопрос не решён. А сегодня думаешь только о том, чтобы вернуться к нормальной жизни, чтобы спецоперация на Украине как можно быстрее завершилась, чтобы перестали гибнуть люди.

– Вы успешный бизнесмен, создавший важную для экономики компанию, прочный и узнаваемый бренд. За 30 лет существования частного бизнеса в России было несколько серьёзнейших кризисов. Что вам помогало их преодолевать?
– Молочным заводом я владею 27 лет. Когда-то кризисы давали возможности, когда-то – потери. Доллар подскочил с шести рублей до двадцати четырёх в 1998 году – для меня это была возможность, потому что нашим конкурентам-литовцам невыгодно стало возить сюда продукцию. Финансовый кризис в 2008-м, девальвация в 2014-м меня сильно не коснулись. Всегда старался работать без кредитов, пожалуй, это главное условие, помогавшее выходить из трудных ситуаций.

– Молочные продукты – то же самое, что хлеб или лекарства, на них при любом кризисе будет спрос. Выходит, у вас беспроигрышный бизнес?
– Да, но не забывайте, сколько у нас было молочных заводов, и сколько из них обанкротилось. Несмотря на то, что молоко действительно продукт первой необходимости.
К сожалению, АО «Молоко» не входит в сферу интересов калининградского министерства сельского хозяйства. Вот, к примеру, министерство рапортует: теперь у нас будет новый завод в Черняховске по производству сухого молока и масла. Чем вызывает у меня недоумение. Как минимум потому, что в проект инвестирует государство. Готовит площадку, подводит коммуникации, тратит на это сотни миллионов, а потом ещё вкладывает миллиард рублей. Логичный вопрос – какова экономическая обоснованность проекта? Сейчас излишек молока, – то есть сверх норм, обеспечивающих продовольственную безопасность калининградцев, – перерабатывается на АО «Молоко». Одна из наших крупнейших производственных компаний поставляет около 2 000 тонн молока ежемесячно. Мы перерабатываем его в сухое молоко и масло, продукция отправляется за пределы Калининградской области. При этом загруженность мощностей завода составляет 60%, следовательно, есть резерв для переработки ещё больших объёмов.
Понятно, что у нас глава района – самый умный в районе, министр – самый умный в отрасли. Дальше с этим сравнением я не пойду, но есть же специалисты узкого профиля, – кем я и являюсь, – знающие вопрос глубоко.

– Не боитесь делать такие резкие заявления? Они не приняты в отношениях власти и бизнеса.
– Можете списать на ворчание без пяти минут пенсионера. А если серьезно, то, начиная с 2004 года, когда был введён в оборот тезис «равноудаление власти и бизнеса», они были как два атлета, где каждый упражнялся в экономике. Власть создавала госкорпорации, бизнес занимался своими привычными делами. После 24 февраля ситуация изменилась, и теперь два атлета должны работать вместе и максимально помогать друг другу, в том числе оптимально использовать ресурсы, отбрасывая дурные инициативы. Как мне видится, необходимы условия по возвращению мозгов в страну и создание уже реального импортозамещения, а не потёмкинские деревни, когда в продукте сидит от 30% высокотехнологичного импорта.

– Когда случилась пандемия, многие предприниматели осознали необходимость финансовой подушки для бесперебойной работы бизнеса. Не у всех она была, многим помощь оказало государство, они признали её полезной. Как было у вас? И что сейчас происходит с бизнесом?
– Не я это придумал, так ещё русские купцы поступали. Зарабатывая рубль, 50 копеек тратили, 50 копеек откладывали в резерв. Я всегда вёл бизнес по этому принципу. Да, за пандемию предприятие проело очень много денег, около ста миллионов. Сегодня кризис другой. Если раньше ломались некие финансовые схемы и расчёты, их можно было скорректировать, сейчас ломаются связи. Новое норвежское оборудование компании «ЭлоПак» простаивает, оно ни на что не годно без поставок упаковки, которую отказались нам поставлять. Шведский «ТетраПак» сократил ассортимент, сузив его до социальных позиций. Кризис более фундаментальный, требующий пересматривать парадигму работы. Если все заявленные ограничения останутся, мы начнём понимать проблемы чуть позже. Пострадают самые развитые компании, те, что развивались быстрее других. Мы сделали запасы на шесть-семь месяцев, переходим на работу с белорусскими и российскими производителями упаковки и оборудования. Да, у них появился шанс. Развиваться, улучшать качество, но опять же при условии, что в структуре их материалов не было импорта. А, скажем, отсутствие чипов, программного обеспечения попросту может свести на нет все преимущества.

– Немногие знают, что вы коренной калининградец.
– Папа закончил в Махачкале рыбный техникум, в 1960 году семья переехала в Калининград. Папа ходил в море, мама работала в инфекционной больнице. Я родился в 1962 году (14 мая Рустаму Алиеву исполнится 60 лет. – Ред.). Жили мы в семейном общежитии в нынешней мэрии Калининграда на площади Победы. По этим этажам я ездил на трёхколёсном велосипеде. Потом папа получил квартиру в новостройке на Московском проспекте. Кругом была разруха, развалины, начиная от Литовского вала.

– Вы что, помните Королевский замок?
– На моих глазах работал кран, огромным железным шаром разбивавший стены Королевского замка. Помню, как по Московскому проспекту в течение нескольких дней шли колонны машин и танков в Прагу. Я с балкона видел. Когда колонна останавливалась, мы с пацанами бегали просить у военных звёздочки с пилоток. Страшно не было. Только мама говорила папе что-то тревожное. Школ поменял несколько, закончил 14-ю, рядом с Вагонкой. Мы уже жили на проспекте Победы. После окончания Калининградского мореходного училища в 1983 году получил направление в Ригу Латвийской ССР. Работал на рыбоконсервном заводе, в море ходил. Одновременно учился в КТИ – в Риге был филиал. Экономика, организация, планирование промышленных предприятий. Очень пригодилось это образование.

– Каким ветром вас занесло в молочную отрасль?
– В 1995 году появилась идея купить акции молочного завода. Это уже была не приватизация, а скупка акций на вторичном рынке. У коллектива был 51%, 49% – у сельхозпредприятий. В то время люди не понимали, для чего эти акции, что с ними делать. А кто понимал, всё равно продавал. Постепенно количество акций выросло до 100%, примерно к 2003 году.

– Вы передали управление компанией своему старшему сыну. Поступок, к которому приходят ваши ровесники-предприниматели. Или не приходят. Как вы принимали это решение?
– Сложная тема. Руслан получил финансово-экономическое образование в Англии, закончил колледж, университет. При желании мог остаться там работать. Но он сам изъявил желание работать у меня. Хотя я всегда говорил, что в штатном расписании должности «сын хозяина» нету. Он прошёл много этапов. Пока учился за границей, каждое лето проходил практику на заводе… Ему непросто, нужно соответствовать моему уровню, ведь в нём видят преемника.
В начале двухтысячных было модно отправлять детей учиться за границу, модно было перевозить туда жён, любовниц с детьми. Большая ошибка, моя в том числе. Потому что иностранное образование для россиянина ничего не даёт. Даёт связи, знание языков, понимание менталитета. Но если возвращаешься домой и начинаешь работать в русской компании, в данном случае на молочном заводе, должно быть понимание русского человека…

– Оно разве испаряется за время учёбы?
– На заводе способ вести себя по-английски интеллигентно не всегда работает. К рабочему нужен один подход, к инженеру – другой, к бухгалтеру – третий.
Ужас, что другие мои дети живут в Лондоне. Одна из главных моих ошибок. И связь с ними потеряна, и отношения испорчены. У них уже ментальность западная. Когда младший сын рассказывает, как им говорят на уроках, что однополая любовь – это нормально, и я начинаю на эту тему скандалить, он не находит ничего лучшего, чем написать жалобу, мол, папа его притесняет. Я за традиционные ценности, это раз. Во-вторых, я против того, чтобы это насаждали. Может быть, если бы ему это не рассказывали, не объясняли, он бы и не узнал до определённого возраста. Если у него есть физиологические отклонения от естественных, сам разберётся, когда вырастет.

– Отклонения?
– Для меня – отклонения. Бог создал человека с определённой миссией. Женщину и мужчину. Он не создавал двух Адамов. Без Евы.
Условия для жизни детей нужно формировать в России. Мы никому там, на Западе, не нужны. В двухтысячных многие переезжали, заработав деньги в России. Я себя тоже примерял в Америке, в Англии. Там хорошо, интересно проводить время. Но все-таки я хочу домой. Как бы ни старались, мы там чужие. Сейчас нам это чётко, ясно всем показали. Чужие, независимо от количества денег. Разве нет?

– Мы говорим о последствиях и не говорим о причинах.
– На Западе очень лицемерные люди. Говорят одно, думают другое. Сейчас просто сбросили маски, показали своё истинное лицо. Если бы они пытались разобраться в причине спецоперации, – одна история. Но под эту марку всех загребли, без разбора. Почему должны страдать простые люди, искусство, самолёты, то, другое. Будто ждали этого момента, чтобы сказать: мы вас ненавидим.

– Вы лично чувствовали ненависть?
– Скорее, ненужность. Мне комфортнее дома, в нашей ментальности – с матерком, с самогонкой, с неким даже нашим хамством. Это не искоренить.

– Что бы вы сказали тем, кто не знает, как сейчас жить, работать, заниматься бизнесом. Брать чемоданы, забирать ребёнка, жену и уезжать? Оставаться?
– Уезжать куда? Не будет ли там хуже. Здесь ты много что знаешь, хотя бы знаешь хорошие немецкие подвалы, где можно отсидеться, если что. Уезжать – последняя мера. Если ведёшь бизнес, советую больше думать, анализировать, жить сегодняшним днём. Горизонт планирования очень короткий. Начну сегодня, закончу через полгода – не годится. Начни сегодня – закончи через десять дней. Если есть деньги, подержи. А вообще-то я бы советовал единственную вещь – быть там, где твоя семья. Ситуация не навсегда. Когда-то же это закончится. И наверняка закончится.

– Вопрос в цене.
– Мы этого никогда не узнаем. Истинную цену.