Накануне выступления «Чайфа» Софья Сараева поговорила с лидером группы Владимиром Шахриным об американском туре, рэп-баттлах и сакральности русского мата
— Ваш новый тур назван «Вместе теплее», как и песня альбома «Дерьмонтин», которому в этом году исполнилось 30 лет.
— Да, но программа имеет мало отношения к этому альбому — в нее вошло не более двух песен тех лет. Наш предыдущий тур был юбилейным, с соответствующим пафосом. Сейчас, напротив, получилась очень демократичная программа, больше напоминающая посиделки на кухне: камерная атмосфера, задушевные разговоры, песни, которые будят приятные воспоминания. Она посвящена зрителям, которые поддерживают «Чайф» все 32 года существования группы, нам с ними действительно тепло и комфортно.
— На недавнем концерте в Калининграде Борис Гребенщиков рассказывал, что перестал исполнять некоторые песни, потому что спустя годы они воспринимаются двусмысленно. Знаю, что «Чайф» редко играет ту же «Вместе теплее». По той же причине?
— Старые песни нелегко исполнять, потому что нужно попасть в то состояние, в котором их писал. Чтобы не было той самой двусмысленности, когда на сцене взрослый, состоявшийся, благополучный дяденька поет: «Я ободранный кот». Но одно дело играть молодого героя, когда тебе двадцать, и другое, когда за пятьдесят. Поэтому мы не злоупотребляем этими песнями.
— В этом году вы впервые отправились в тур по Америке. Почему только сейчас?
— Обычно организаторы зарубежных концертов предлагают условия, сильно отличающиеся от требований, которые мы предъявляем промоутерам в России: лететь не бизнес-классом, а экономическим, жить в трехзвездочной гостинице, играть на другой аппаратуре. Давайте говорить честно: мы не едем покорять Америку, потому что нафиг там никому не нужны. Американский концерт ничем не отличается от концерта в Калининграде: 99,9 процента зрителей — русские, украинцы, казахи, грузины, армяне, выходцы из Прибалтики. И я не понимаю, почему мы должны играть в Сиэтле на других условиях, идти на уступки в финансах, бытовом и техническом райдере.
— Вы всегда говорите, что «Чайф» — концертная группа. Планируете записывать концертный альбом? Насколько вообще востребован такой формат?
— Формат любого альбома сегодня — совершенный анахронизм. Мы периодически записываем их, — по привычке, в большей степени для самих себя и преданных поклонников‑староверов. Недавно ко мне приходили ребята-киношники, показал им коллекцию винила. Они спросили: «Вы что, можете поставить пластинку и прослушать ее от начала до конца?» Их удивление понятно: слушать альбомы целиком стало стариковским занятием, для молодых людей музыка — это то, что играет фоном, на ходу. К концу ноября мы заканчиваем тур, после чего начнем плотно репетировать четыре новые песни. Когда запишем их, наверняка сразу выложим в сеть. И уже после этого выпустим студийный альбом — для записи «концертника» нужно время, чтобы зритель полюбил новые песни, а не мучился весь концерт в ожидании хитов.
— Ваши концерты неоднократно собирали «Олимпийский». Этим по-прежнему можно мерить популярность группы?
— Человек просыпается, и на него тут же сыплется множество самых разных предложений: сходить в кино на новый фильм, в магазин на распродажу, остаться дома и посмотреть в сети очередную серию сериала. Когда артист собирает на концерте 20 тысяч зрителей, это значит, что все они из этого невероятного ассортимента развлечений выбрали его концерт. С этой точки зрения «Олимпийский» остается эталоном измерения востребованности.
— Заметила, что вы часто хвалите молодых музыкантов, особенно из Екатеринбурга.
— Вот уже двадцать лет мы проводим фестиваль «Старый новый рок». Каждый год на него приходит порядка 400 заявок со всего СНГ, и половина из них — Свердловская область. Екатеринбург — музыкальная мекка нашей страны: если вы встанете на центральной площади и постоите полчаса, увидите десяток мальчишек и девчонок с гитарными кофрами. Группы, которые находят свою аудиторию в нашем городе, играют очень хорошо, ведь чтобы их заметили, им нужно как минимум допрыгнуть до планки, которую поставили «Наутилус», «Агата Кристи», «Апрельский марш», «Смысловые галлюцинации», «Чичерина», «Сансара».
— Группы, которые вы перечислили, можно назвать школой российской рок-музыки. Чувствуете себя ее частью?
— Как-то мы немного выпивали с Бубой (Сергей Бобунец. — Ред.) из «Смысловых галлюцинаций», и он рассказывал: «Слушай, мы были такие козлы. Первые пять лет, как собрали группу, ходили и говорили: „Эти „Чайф“ и „Агата Кристи“ — какая-то фигня невозможная. Мы вот совсем другие, делаем другую музыку“. Потом уже, когда начали ездить на гастроли, повзрослели и поняли, что не на пустом месте вы столько лет популярны». Поэтому говорить, что мы являемся школой, я бы не стал, скорее — планкой качества. Молодые музыканты могут думать все, что угодно: что мы устаревшие, ненужные. Но они не могут сказать это публике, потому что должны ей понравиться. А публика, особенно в Екатеринбурге, знает нас, видит наши концерты, и, конечно, будет сравнивать.
— Я нашла вашу цитату об альбоме «Дерьмонтин»: «Изнутри нас все достало, поэтому протест, который присутствует на альбоме, совершенно искренний. Сегодня мы уже не пишем подобных песен, потому что это будет вранье».
— Когда мы говорим о некой протестной составляющей, которая, кстати, никогда не была основополагающей в группе «Чайф», нужно понимать, что в то время везде — на радио, телевидении, в прессе — было болото. Мы пытались кидать камушки, чтобы пошли какие-то круги. И возраст был такой, когда думали, что можем что-то изменить, открыть кому-то глаза.
Людей, которые занимаются провокациями, сегодня хватает, и я им не конкурент. Они точно такие же наивные, какими были мы, верят, что могут изменить мир. Это я уже понимаю, что мир был и всегда будет таким. Поэтому мне больше не хочется учить кого-то, я хочу, чтобы, слушая наши песни, приходя на наши концерты, люди находили гармонию. Революционное настроение — дело молодых, а когда человеку под шестьдесят, и он зажимает под шинелью гранату, чтобы бросить в царя, это нелепо.
— Сегодня камушки и гранаты бросают во время рэп-баттлов, а их участники собирают тот же «Олимпийский». Интересуетесь?
— Поглядываю, смотрел те, которые больше всего обсуждают. Но не очень понимаю смысл того, что одни люди пытаются унизить и оскорбить друг друга, а другие ставят этому оценки. Мне кажется, это виток истории в обратную сторону, когда толпа на гладиаторских боях кричала: «Добей его!» и радовалась убийству. К тому же я не люблю публичное употребление нецензурной лексики. Когда участники рэп-баттлов делают из нее словесные и смысловые связки, мне, честно говоря, становится очень обидно за русский мат. Это же сакральное оружие русского человека, которое нужно использовать в тот момент, когда ты на стройке себе молотком по пальцу ударил. Тогда ты произносишь крепкое словцо, в нем есть сила. Обильное использование матерных слов убивает их уникальность. Со временем с русским матом может произойти то же, что с английским словом «фак», в котором не осталось никакой силы.
— «Би-2», кстати, недавно записали песню с Оксимироном.
— У «Би-2» имидж модной, молодежной группы, поэтому им надо держать нос по ветру, быть в тренде. Мне, слава Богу, не нужно заигрывать с той же рэп-музыкой, рекламировать сухарики, автомобильные покрышки или другую фигню, которой я и сам не стал бы пользоваться, заводить ютьюб-канал и превращать свою жизнь в реалити-шоу. Мне достаточно писать песни такими, как я хочу, без матерных слов, и есть зритель, которому они нравятся, который приходит на наши концерты и находит гармонию.
Фотография Евгении Свиридовой