В конце октября в Музее изобразительных искусств открылась ретроспективная выставка Владимира Михайловского. Художник-маринист провел нас по «Пространству волнений», рассказывая о неиссякаемой любви к воде
Юбилейную выставку Михайловского можно смело назвать главным открытием осени. В экспозицию вошли более восьмидесяти живописных работ, сюжеты которых, будь это стройка в Рыбном порту на урбанистическом пейзаже «Архитектоника устоев» или парусники, причалившие к берегу «Верхнего озера», вызывают улыбку у коренных калининградцев. В зале на втором этаже тесно: каждый спешит поблагодарить Михайловского, сделать памятную фотографию с мастером или подписать у него экземпляр книги репродукций, эпиграфом к которой служат строчки из «Морского мятежа» Пастернака: «Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться». С художником мы встретимся спустя пару недель — в будний день в зале никого, поэтому удастся лучше рассмотреть картины. Кроме балтийских пейзажей представлены портреты, цикл, написанный во время творческой командировки в Северную Атлантику, рисунки и эскизы для горячих эмалей.
Рисунки для горячих эмалей.
1970-1975. Бумага, карандаш
— Поскольку выставка ретроспективная, на этой стене висят работы, сделанные до переезда в Калининград, — говорит Михайловский и ведет нас влево, к картинам «Обнаженная», «Вид на Днепр в Киеве», «Портрет отца — Михаила Игнатьева». — Я учился на факультете монументальной живописи в художественно-промышленном училище имени Мухиной в Ленинграде. Когда поступил, сразу осознал, что быть художником — моя профессия. Ринулся в Эрмитаж и Русский музей, которые стали моими главными учителями.
Молодой Михайловский вдохновлялся шедеврами Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка, Йорданса и Франса Халса. Говорит, что именно под влиянием голландских живописцев сформировались его творческие идеалы.
— Помню, мы только начали заниматься живописью, а мне уже хотелось, как голландцы, написать роскошный масляный натюрморт. В то время не было качественных материалов, приходилось писать сухими пигментами, которые смешивались с раствором столярного клея. Но я все равно, опережая учебную программу, дома написал натюрморт на холсте и назвал «Деревенским», — художник кивает на картину, созданную на пищевом постном масле, из-за чего она несколько потемнела.
Из работ, написанных в то время, в «Пространство волнений» вошли этюды с учебных пленэров и первые академические портреты.
Верхний ряд, слева направо: «Вид на Днепр в Киеве», «Портрет отца», «Окрестности Царского Села, г. Пушкин»
Нижний ряд, слева направо: «Портрет девушки», «Река Шешупе», автопортрет
1951-1957. Картон, масло
— А это мой автопортретик, — говорит художник, замечая мой взгляд на картине, где изображен молодой юноша с выразительным взглядом и охристыми кудрями. — Обратите внимание на ракурс. Этот наклон головы я случайно подсмотрел у Ван Дейка в его автопортрете, — скромно добавляет Михайловский.
Подходим к картинам, написанным во время творческой командировки в 1963 году, когда художник ходил на промысловых судах по Северной Атлантике. По словам мастера, в экспозицию вошла лишь небольшая часть работ:
— Затем наступил период, когда нужно было срочно выплеснуть все накопившееся. Мастерская была тесная и очень солнечная, что крайне неудобно для живописи, поэтому я разразился графикой. Сделал целую серию линогравюр, среди которых «Бондари», «Рыба идет», и только после этого напор впечатлений схлынул.
«Шторм в океане. БАТМ «Лазурный». 1998. Холст, масло
Во время этой командировки Михайловский впервые встретился лицом к лицу со стихией.
— Был счастлив оказаться в штормовой период в Атлантике. Морская гладь мало волнует, а вот когда буря, и корабль ныряет на короткой волне на Исландско-Фарерском пороге… Жуткое дело, казалось, вот-вот лопнут стекла в рубке от удара волны. Но я был в абсолютном восторге, — мечтательно произносит художник.
«Бурная Атлантика. Август 1832 года. Ингерманланд». 2015. Холст, масло
В своей книге он вспоминает: «Так человек врастает сердцем в волшебную стихию моря и остается в нем навсегда, где бы ни находился». Пока переходим к следующим работам, Владимир рассказывает, что вода окружала его с самого детства.
— Моя мама жила на берегу Мологи, все жители села занимались строительством барж. Их отправляли под загрузку на Волгу, в Рыбинск, а затем сплавляли в Петербург. Маме приходилось рано утром грести на лодке к середине реки, чтобы зачерпывать чистую воду, и позже она часто делилась очень теплыми впечатлениями от красоты тех мест. В Петербурге мы жили возле канала Грибоедова, вода всегда была в поле зрения, — продолжает Михайловский. — Двенадцатилетним мальчишкой пускал кораблики по реке Черемуха, но они плыли не так, как мне хотелось. Стал ходить в библиотеки, искать материал, который ответил бы на мои вопросы, появилась страсть.
«Фареры. Северные берега». 1963. Бумага, темпера
Страсть Михайловского к кораблестроению крепла с каждым новым рисунком и книгой, найденной на букинистических развалах. Заразившись «морской болезнью», как он называет свое увлечение, стал с еще большим вниманием относиться к характерным деталям. Число ступеней на мачтовом трапе и положение паруса к ветру в работах художника изображены настолько достоверно, насколько позволяет замысел картины:
— Для меня важно не только тщательно проработать детали, но и сохранить за этим настроение, ощущение присутствия, мистическое соотношение противоположностей. Это же море, его невозможно писать без чувств.
В город на Балтийском море Михайловский приехал после окончания учебы — местному Дому художников требовался художник-монументалист. Рассказывает, что первое время жизнь была скудная: мало творческих заказов, в основном «оформиловка».
— У многих сложилось предубеждение, что в то время под руку суфлировали, как писать. Но это не так. Какой получится работа, зависело в большей мере от степени вдохновения и умений мастера, — говорит Владимир. Сам он убежден, что художник должен находить интерес в любой задаче — работать понуро и нехотя губительно для самого себя.
Заниматься парусным спортом Михайловский начал еще в Петербурге, в Калининграде продолжил выходить в море, но уже на военных кораблях.
— На гравюре Питера Пикарта, — мы подходим к картине «Транспортное судно при эскадре. Начало XVIII века», которая висит у выхода из зала, — изображена маленькая-маленькая схема этого судна. Я стал собирать материал, восстанавливать чертежи и в результате изобразил его сопровождающим эскадру.
Автопортрет. 2016. Холст, масло.
На переднем плане картины — пять кораблей, гордо расправивших паруса. Если присмотреться, на горизонте справа можно заметить еще один — маленький, сливающийся с кучными облаками. Спрашиваю о нем у художника.
— А это шведский кораблик, разведчик, — улыбаясь, отвечает Михайловский.
— Подсказка для тех, кто через два века будет разгадывать ваши работы?
— Да-да. Есть и такие маленькие хитрости.
Благодарим Калининградский областной музей изобразительных искусств за помощь в проведении съемки
Софья Сараева
Фотографии Боки Су