текст: Анна Полтавцева, Анатолий Ромашко
иллюстрация: Анастасия Айрапетянц
Анна Полтавцева считает, что ценности «русского мира» в Германии не имеют питательной среды в лице бывших соотечественников, которые стремятся ассимилироваться больше, чем выделяться
Отношение к русским в Германии всегда было неоднозначным (не путать с «плохим»). Очень часто можно услышать, что, мол, нашего брата в Германии не любят. Это не совсем так. Скорее, относятся к русским с осторожностью. Почему — давайте разбираться.
Исторически обе нации находились в противостоянии, но о военных временах в Германии мало кто вспоминает. Зачастую россиян представляют как нацию, расколовшую Германию на две половины — Восточную и Западную, — что покалечило много судеб и было прекращено путем мирной революции, за которой последовало объединение страны. Такова официальная версия, которая красной линией проходит через многочисленные монументы Берлинской стены. На этой версии уже воспитываются новые поколения. Однако стоит заметить, что тесное, дружеское знакомство с коренными восточноевропейскими немцами более взрослого поколения чисто по-человечески позволяет обнаружить много общего с нами, — можно прямо почувствовать социально-культурное влияние советской системы, в которой росли и мы.
В девяностые годы прошлого века мнение о русском мире формировалось за счет массовых мигрантов. Это были так называемые «русские немцы», как правило, выходцы из Казахстана… Впрочем, в общем потоке были и россияне, пытающиеся найти лучшую жизнь на Западе.
Справедливости ради стоит заметить, что миграция и адаптация за границей — не такая уж простая история. Для того чтобы изучить язык, разобраться в системе и найти там свое место, уходили годы, а может, и десятилетия. Мигрантам из девяностых было совсем не до распространения ценностей русского мира и очарования русской души. Нужно было вливаться, приживаться, приспосабливаться. И чем меньше ты будешь высовываться, тем быстрее все это произойдет. Под девизом «В чужой монастырь со своим уставом не ходят» приезжие русские онемечивались — переходили на немецкое питание и стиль одежды, праздновали Рождество в конце года, а не в начале, мягко забывали про 9 Мая. Нет, конечно, дома по-прежнему в телевизоре был Первый канал и Новый год отмечался чуть более празднично, чем принято в Европе, но все же процессы отделения от русского мира шли своим чередом.
И кому уж там думать об обогащении Европы русскими ценностями. Даже люди творческих профессий — музыканты, художники, — привозившие с собой русскую школу, подстраивались под местные традиции и не пытались привить Европе любовь к русской культуре, поскольку начинали больше любить не страну, давшую им образование, а страну, давшую возможность это образование применить и реализовать. Такие же процессы происходили и в науке — большинство работ, написанных о новой России мигрировавшими учеными или молодыми научными сотрудниками, имеют негативный оттенок — то ли Россия этих людей обидела, то ли нет желания укусить руку, которая тебя кормит.
Но время шло, и уже в двухтысячные немцы формировали свое понимание России через многочисленных русских туристов. Встречаться с ними в Германии — это одно, все-таки серьезная покупательская сила. А вот на курортах немец предпочитал русских избегать — излюбленные русские отели не будут стоять в топ-листе отдыхающих немцев. И дело, наверное, не в плавающих в бассейне стульях, а в настрое. С одной стороны, наши соотечественники восхищаются тем, как обустроен западный мир, — порядком, безопасностью, ухоженностью, — и от этого чувствуют себя неуверенно, немного виновато-воровато, что ли. С другой стороны, на западе у русских часто зарождается некое чувство внутренней правоты, срабатывает система распознавания «свой-чужой» — пускай у них все так, но мы-то в душе знаем, что наш-то брат, он ого-го! Но объяснять это никому не будешь, так с этим чувством и уедешь восвояси.
Вслед за туристами потянулась в Германию и новая волна мигрантов — богатых и супербогатых. Этой категории граждан по причине своей финансовой независимости уже не нужно было переделывать себя под новую страну. Но и распространением глубинных русских ценностей заниматься им не хотелось. Держались чуть особнячком, чуть в сторонке, жили своей жизнью, не заморачиваясь на посольскую миссию. Немцы тоже особо не стремились навязываться новым русским соседям, делая для себя вывод, мол, наворовал, закрылся и знать никого не хочет.
В последние же несколько лет общественное мнение в первую очередь формируется СМИ. Еще до конфликта на Украине в прессе периодически появлялись публикации, после прочтения которых средний немец, никогда не бывавший в России и никогда не общавшийся с русскими, вряд ли уже и захочет это когда-либо сделать. Что уж говорить о том, что началось в последний год. На следующий же день после катастрофы с «Боингом», упавшим на территорию Украины, ведущее немецкое издание на своей обложке опубликовало фотографии погибших под заголовком «Остановите Путина сейчас!». Учитывая то, как близко восприняли эту трагедию в Германии, будет излишне комментировать, какое влияние на формирование общественного мнения имеют подобные публикации.
Справедливости ради стоит отметить, что в интернет-пространстве все чаще появляются пророссийские высказывания со стороны немецкого сообщества, причем с большим количеством просмотров. Но все же они касаются конкретной политики, а не общерусских ценностей, о которых мы рассуждаем.
Таким вот образом и складывается неоднозначность отношения немцев к русским. А теперь вопрос. Можем и хотим ли мы как-то позитивно влиять на мнение о России и русских? Нужно ли это кому-то? Если да, то что для этого делается? Что далеко ходить за примером, я редко встречаю немца, который знает о том, что кусочек России находится почти на таком же расстоянии от Берлина, как Мюнхен. И кто тут виноват — мы или немецкие учителя географии?
Уроки русского
Анатолий Ромашко приметил тренд, который говорит о том, что любовь к Родине не только перестала быть моветоном в эмигрантской среде, но даже и наоборот
Прошлой осенью, будучи в Швейцарии, как это в старину говорилось, «на водах», встретил прямо в термальной купальне замечательных молодых дам, открывших мне глаза на новомодный тренд, существующий ныне по обе стороны океана. В четверке молодых еще женщин я не сразу признал соотечественниц. Во‑первых, на курорте этом вообще нечасто русских встретишь, а во‑вторых, внешность барышень была какой-то не вполне российской: уж очень они были ухожены, да и выражение холеных лиц и мимика у них были какие-то «не наши». При ближайшем рассмотрении ухоженные барышни с жемчужными швейцарскими улыбками оказались чистокровными русскими, вышедшими замуж за швейцарцев лет эдак 15-20 тому назад. Необычность же ситуации заключалась в том, что они страшно обрадовались возможности поболтать с соотечественниками на родном языке. Еще пуще того обрадовались тому, что мы не из Москвы и не из Питера, а, как они выразились, из настоящей российской глубинки. Громким шепотом, широко открывая почти совершенно уже швейцарские свои глаза, стали наперебой говорить: «Держитесь! Мы за вас болеем! Только не сдавайтесь!»
Барышни живо интересовались, как у нас там, в России, происходит жизнь, и горячо болели за оставленную некогда Родину, радостно сопереживая каждому нашему российскому достижению и успеху, о которых не пишут в тамошних газетах и не показывают по телевизору.
Выяснилось, что, живя в Швейцарии в совершенно удачном замужестве и полном достатке, они считают обязательным своим долгом обучать детей в школах с преподаванием русского языка, читают детям по вечерам русские сказки и рассказывают об истории России. Правду сказать, первые десять лет в Швейцарии они даже не вспоминали о своем происхождении и корнях, но со временем, неожиданно для самих себя, почувствовали незримую пуповину, загадочным образом соединяющую их с Родиной, заставляющую растить детей русскими и два раза в год устраивать, зачастую вопреки мужней воле, «русский уик-энд», выбираясь из дому дружной четверкой. Во время этих «русских дней» разговаривают подруги только по-русски и всегда радостно откликаются на любые предложения поболтать о видах на урожай с заезжими соотечественниками.
Совсем недавно на безбрежных просторах фейсбука встретился мне текст, автором которого стал выходец из России, подписывающийся Alexander J Flint. Желающие легко обнаружат его в сети. Текст, написанный нынешним американцем, повествует о «пятой колонне» россиян, живущих в Америке, вовсю пользующейся халявными американскими благами, тщательнейшим образом господином Flint’ом описанными, но неблагодарно считающими, что Америка — говно.
Господин Flint полагает, что всех не желающих честно платить за бесплатный сыр надо бы собрать, да и выслать обратно в Рашку.
Вот тут я и понял, что это не эпизод, а тренд: теперь совсем не обязательно, проживая в Америке ли, Германии, Украине, прекращать любить Россию, что прежде почиталось в эмигрантской среде, как минимум, хорошим тоном, а то и обязанностью. В прежние времена хорошим эмигрантским тоном было многократно злобно и ядовито плеваться, оборачиваясь в сторону исторической недородины. Теперь же не то: теперь многие недолюбливают свой гостеприимный homeland, понимая, что место проживания и Родина — разные вещи. Место проживания — это место, где находится тело и зарплата, а Родина — там, где душа. И они не обязательно совпадают.
Сам же господин Flint стал до того американским патриотом, что, в случае покушения злобной бывшей Родины с тираном во главе на обретенную им недавно землю обетованную, готов взять оружие в руки, дабы стрелять в бывших своих соплеменников с целью защиты заморских общечеловеческих ценностей.
В своем неопатриотическом угаре новый американец, по-моему, замечательно сходится в мыслях с господином Шендеровичем — человеком, которого угораздило с его умом и талантом родиться в стране, от которой его вместе с господином Flint’ом регулярно тошнит. Оба они, однако, так часто пишут о России, что складывается впечатление, что они извращенцы и им просто нравится регулярно блевать.
Шендерович, который, в отличие от Флинта, предпочитает страдать от этой нехорошей болезни в России, продвинулся в своих антропологических изысканиях даже значительно дальше своего заокеанского единомышленника. Вот послушайте-ка: «Наша проблема в том, что нелюдей мы тоже числим людьми… Мы — ошибочно — полагаем, что относимся с ними к одному биологическому виду… Мы по инерции числим их оппонентами, а они — окружающая среда. И сходные внешние признаки — типа наличия пары рук и ног, носа, очков, прописки и умения пользоваться айпадом — не должны отвлекать нас от этой суровой сути дела».
Исходя из вышеприведенного, я легко могу себе представить, что сделали бы шендеровичи со мной и мне подобными, будь их, а не нас, в стране 85 процентов.
Но что меня по-настоящему обнадеживает, так это то, что тренд меняется. Быть русским стало уже почти не стыдно, даже и в Америке, раз уж и там теперь хватает людей, которых тамошние правоверные неофиты хотят выслать вон за любовь к России. Что-то меняется в мире. Подождем.