«Национальные интересы превыше бизнеса»

Все статьи

текст: Любовь Антонова
фото: Егор Сачко

Персона

Основатель, совладелец и глава группы компаний «Вестер» Олег Болычев о том, какие угрозы он видит в сегодняшней экономической ситуации, почему не доверяет банкам, поддерживает контрсанкции и объясняет, кто такой настоящий патриот

«Вестер» 25 лет на рынке. Это, можно сказать, вся история капитализма в России в истории одной компании, вами написанная в том числе. Что собою представляет сегодня группа компаний «Вестер»?
На сегодня в компании 17 бизнес-единиц. Бизнесы разные, но так или иначе они связаны с торговлей, строительством и управлением недвижимостью. В торговле это, прежде всего, фуд-ритейл под тремя брендами трех форматов — супермаркет, магазин у дома и гипермаркет, — «Вестер», «Сосед», «Бомба»; бытовая техника и электроника под брендом «Максимус»; «Книги и книжечки», ювелирные магазины, оптовая торговля «Фрукты-овощи», которая является одним из ведущих поставщиков в Калининградской области. Мы посчитали: за 25 лет через «Вестер» прошло около 70 тысяч калининградцев. В любой компании, куда бы я ни пришел, найдутся люди, работавшие когда-то в «Вестере». Это бывает забавно.
— Каким образом происходит диверсификация бизнеса?
— Если одно направление начинает охватывать сопредельное, то оно отпочковывается. Например, из электроники и бытовой техники выделены интернет-магазин, направления «Свет», «Корпоративный сервис» и так далее. Так устроены многие компании, в том числе и ваша медиагруппа «Западная пресса». Считается, что отдельная бизнес-единица достигает большего эффекта.
— Что вы делаете, если направление не слишком успешно работает?
— История компании говорит о том, что мы всегда были лидерами. Закрывались те направления, в которых мы не видели перспективы развития. Например, одежду мы закрыли, спорт, детство. Нужно было с ними выходить на федеральный уровень, региональные бизнесы не могут успешно работать в этих направлениях. Но надо было концентрироваться. Я убежден, что успех достигается, если входишь хотя бы в тройку лидеров любого рынка — в нашем случае местного рынка, — тогда маржинальность и объем бизнеса позволяют развиваться. При этом надо подчеркнуть, что специфика калининградского рынка не только в том, что он оторван от большой российской территории, но и в том, что он очень-очень маленький — этот фактор накладывает отпечаток на всю нашу работу. Мы, калининградцы, пострадали больше других от санкций-контрсанкций именно потому, что до 80%, в отличие от остальной России, — и это объективно! — наши поставки шли из Европы. «Вестер» был вынужден в течение полутора месяцев поменять 80% поставщиков, что само по себе для любой нормальной компании форс-мажор. Мне трудно назвать еще какие-то региональные российские торговые сети, которые бы, подобно «Вестеру», удерживали свои позиции так долго. Мы гордимся, что никому не продались, и не намерены в ближайшие 7 лет это делать. Мы остаемся на рынке и будем расти — пусть не такими темпами, как раньше, с учетом сложившейся экономической ситуации, — но все равно, расти по всем направлениям деятельности. Каждый из бизнесов самостоятелен, он связан только акционерами и управляющими, контролирующими органами внутри компании.
— При лидерстве на локальном рынке есть куда развиваться?
— В одном из интервью прозвучал вопрос, мол, правда, что 25 лет пролетели как один миг? Ни фига не как один миг, потому что это огромный срок, даже для истории. Особенно, если посмотреть, как менялась ситуация в нашей стране за эти 25 лет. Серьезные пертурбации пошли с 1988-89 годов, и кризис политический 90‑го года зарожден в 89‑м — всеми этими непродуманными перестройками. В управлении государством недопустимо совершать революционные изменения, реформам нужен эволюционный путь. Вот мы активно работаем с Азией. Китай меня потряс именно продуманностью глобальных изменений в экономике. Поговорка «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен» очень умная, нашим семьям все эти перемены на фиг не нужны. Они нужны, пожалуй, только всякого рода психам, которых вообще нельзя считать за адекватных людей.
— Кто сейчас акционеры компании?
— Семья Болычевых и представители Рольбинова (один из учредителей компании «Вестер», передавший свои доли в активах компании в доверительное управление, врио вице-премьера правительства Калининградской области. — Ред.). Мы с Александром Рольбиновым вдвоем начинали, потом изнутри выросли еще трое партнеров с миноритарными пакетами, со временем каждый из них получил свой бизнес и ушел из «Вестера». Я благодарен судьбе, что эти замечательные ребята работали в компании (Астрейко, Точеный и Зубарев. — Ред.), очень достойные люди, мы мирно и с выгодой для них, я считаю, разошлись и остались друзьями.
— Почему в какой-то момент вы остановили большой поход «Вестера» в Россию и приняли решение сосредоточить бизнес в Калининграде?
— Во‑первых, изменения, происходящие в стране, диктуют то, как ты должен работать. Чем быстрее и адекватнее бизнесмен реагирует, тем эффективнее результат. Второе. В 2005 году мы сделали вывод, что компания начала заниматься каннибализмом, — это, кстати, термин из теории бизнеса, — когда операционные показатели по обороту растут, а по прибыльности падают. Когда компания становится больше рынка или начинает пожирать себя изнутри…

Персона
— Получается, слишком широко шагнули в Россию?
— Нет, ничего подобного. Я счастлив вообще-то, что мы это сделали, продемонстрировали, — прежде всего самим себе, — что наш менеджмент способен выполнять любые задачи, например, вырасти в 15 раз за три года, — оборот компании составлял в 2008 году около 1,5 млрд долларов.
— Но тут случился кризис 2008 года?
— Повторю то, что говорил уже не раз. Если бы не неадекватное поведение банков и их монопольная и совершенно безответственная политика на рынке, то наша компания находилась бы в десятке крупнейших компаний в стране, а может, и в пятерке. «Вестер» был единственным, кто одновременно развивался в четырех странах, — России, Казахстане, Белоруссии, Украине. И хотя нынешняя ситуация на Украине показывает, что там все равно ничего бы не получилось, мы бы все там потеряли, но это опять к разговору о том, что политическая ситуация накладывает огромный отпечаток на работу бизнеса. Если бы не поведение банков и в 2008 году, и в 2011-м, и нынешней зимой, когда опять досрочно отзывали тело кредитов, ухудшали в разы условия кредитования, то последствия всех этих кризисов для экономики страны были бы гораздо мягче.
— Компания оказалась заложена Сбербанку, насколько я помню?
— Сбербанк был один такой, кто поставил вопрос ребром. Другие банки вели себя более достойно и адекватно. И все получили возврат кредитов сполна. Когда работаешь с банком, то относишься к нему с доверием, предвидеть не­адекватное поведение очень сложно, его можно испытать только на собственной шкуре, поэтому теперь я не стесняюсь говорить банкам и банкирам: «Я вам не доверяю». Считаю, что нынешняя российская банковская система — угроза для экономики страны, потому что деньги в экономике должны быть длинными и дешевыми. Но в результате неразумной банковской политики, когда кредиты только короткие и только дорогие, средний и мелкий бизнесы перестают развиваться. Это доказывается статистикой — за последний год в мелком и среднем бизнесе разных отраслей уменьшение количества работающих — около 300 тысяч человек по стране. С одновременным увеличением бюрократической системы на 1,1 миллиона человек. Рано или поздно мы столкнемся с ситуацией, когда один кормит десятерых, потому что зарабатывает только живая реальная экономика, а никакая не банковская система, не правоохранительная, не контролирующая. Никто из них денег не приносит, они лишь режут пирог, который постоянно уменьшается. Нефтяные и газовые деньги в привязке к курсу доллара — а значит, к ФРС по сути, — тоже, с точки зрения здравого смысла, не находят объяснения. Финансовая система страны должна быть независима, это фундамент самостоятельности. В девяностые закрывались огромные предприятия, шла приватизация, мы к этому относимся с пониманием — да, это была революция. Но сейчас-то какая революция?! Но опять закрываются сотни предприятий и производств. Это неправильно, так быть не должно, еще раз подчеркиваю, — бизнес в России разрушают банки и экономический блок правительства. Теперь мы занимаем крайне консервативную позицию в отношениях с банками, кредит берем только в жесткой привязке к EBITDA, поэтому и скорость развития у компании минимальная. Если раньше мы росли по 50-70 % в год, то теперь рост не превышает 10 % по площадям. Переход на бескредитную работу — главная задача на ближайшие три года. После того как мы это сделаем, активное развитие возобновится, но уже за счет собственных средств или с минимальным кредитованием.

Персона

«Лично я даже не воспринимаю слово «российский», я — русский. Считаю, что роль русской нации крайне недооценена, придерживаюсь исторической позиции : есть старший брат, есть русский, он является фундаментальной нацией страны,
уж извините»

— Кто сейчас основной кредитор «Вестера»?
— Основные кредиторы у нас «Открытие», «Возрождение», ВТБ и Сбербанк. Мы особо благодарны «Энерготрансбанку», лично г-ну Щербакову. Пожалуй, это единственный банк, который не повышал процентную ставку и вообще вел себя всегда крайне вменяемо.
— Вас беспокоят попытки государства регулировать ценообразование в торговле?
— То, что сегодня происходит попытка регулирования и активного контролирующего вмешательства в реальный сектор экономики, никак не может быть принято. Только реальная и жесткая конкуренция может опускать цены, а никак не администрирование. Я считаю, что страна потому и выстояла в 90‑е, что дали свободу людям, и каждый в своем деле стал развиваться. Это фундаментально должно быть заложено. Что еще умиляет, так это отсутствие единых правил игры для всех. Вот те же продукты, попавшие под санкции. Хорошо, такая крупная компания, как мы, санкциям подчиняется, выполняет неукоснительно. А через дорогу магазин, не буду указывать какой, где лежат эти санкционные продукты и всем ***** [все равно], да. Или вот Центральный рынок. Мы рыбу не можем продавать без сертификации. Пока-а-а поставщик эту сертификацию сделает, — это, кстати, ответ на вопрос, почему мы не заводим мелких предпринимателей-поставщиков, — он пройдет все круги ада, а вероятнее всего, не пройдет. Мы не можем поставить на полку не только несертифицированные товары, но и товары, на которых отсутствует штрих-код. Для поставщика это дополнительные издержки. Ну и что мы видим? Мы ночью алкоголь не продаем, зато десяток палаток, которые неизвестно кем крышуются, алкоголь продают совершенно спокойно. Я не только о нас говорю, так в любой отрасли. Когда один должен подчиняться правилам, а другой не должен, это и называется коррупцией. Вот чем государство должно заниматься, а не проверять, какая наценка на колбасу.
Кстати, вернемся к наценке на колбасу. Сравним нашу работу и, например, европейскую. У польской компании логистика составляет в обороте 3-4 %, потому что хорошие дороги, дешевые кредиты, лизинг на транспорт 3 %. У нас логистика сжирает до 10 %. Фура с фруктами к нам шла из Голландии сутки, сейчас из Турции идет 10 суток, а в Польше через два часа после заказа товар уже на полке магазина. Ну и о какой конкурентной борьбе можно говорить? Пошлины и акцизы достигают 30-40 % в конечной цене. Фонд заработной платы тоже никуда не денешь: это от 5 до 10 % в зависимости от бизнеса. Плюс содержание недвижимости с растущими по 20 % ежегодно тарифами. Таким образом, у нас норма рентабельности по марже 21 %. Меньше невозможно в современных условиях.
— Это ответ на вопрос, почему в Польше сосиски дешевле?
— 21 % — средний показатель на товар, где-то и 10 %, где-то и 30 %, и 40 % и 50 %. Но как можно сравнивать молоко и чашку, в которую это молоко наливают. Чашка одна в год продается, на нее наценка может быть и сто, и двести процентов, ничего в этом страшного нет. На молоко — 10-20 %. Как вы собираетесь это регулировать? Это просто бред. Регулировать может только рынок.
— Но ведь регулируют, устанавливают минимальные цены на так называемую социальную группу товаров?
— Нет, сейчас ничего не регулируется, слава Богу. Пока регулируются медикаменты, что к успеху не приводит, потому что рост цен в аптеках выше, чем на продукты питания. И на фига тогда? Жизненный опыт, историческая память говорит, что запреты глупы по определению. Потому что тогда получается, что белый бизнес заменяется серым или даже черным.
— Можно считать, что это бред — регулировать цены, но нетрудно представить, как приходит комиссия и говорит: «Господин Болычев, у вас завышенные цены, понижайте». Что комиссия услышит в ответ?
— Я поэтому и информирую, что норма маржинальности у нас 21 %.
— Ну, это же никому не интересно.
— Да, это контролерам по барабану.
— И что вы будете делать?
— Я не знаю, что я буду делать. Поживем — увидим. Пока все это политические игры и голый популизм, ничего больше. Я о другом хочу сказать. Когда бюрократический аппарат начинает играть главенствующую роль, а экономика вторичную, это рано или поздно приведет к экономическому краху. Как в любой семье — если один человек содержит семью, он должен зарабатывать много, чтобы хватило на всех. А если работают пять человек, тогда семья по определению живет богаче. Нужно бюрократический аппарат всех уровней уменьшить в разы, а не на 10 %, и отправить освободившихся товарищей в живую экономику, убрав все существующие контрольные функции…
— Мы можем говорить об этом и говорим все 25 лет, но ничего не происходит.
— А это не ко мне вопрос, это вопрос к политикам. У меня есть мой бизнес, у меня есть моя семья, и я думаю прежде всего об этом. Телевизор стараюсь не смотреть, дабы быть в ладах с самим с собой и с морально-нравственными принципами, воспитанными в 70-80‑е годы. Здесь вот в адрес СМИ хочу несколько слов сказать. Где публикации о человеке труда? Где публикации о токаре, слесаре, шофере, продавце? Идиотский закон: упоминание названия компании считается рекламой. Есть хороший бизнес, хозяин, у него палатка замечательная. Ну почему об этом не написать без всякой рекламы?
— В каждом номере газеты «Вечерний Трамвай» пишем такую историю, могу принести показать.
— И наоборот, заказные все эти материалы, чтобы кого-то унизить, — бред полный. Произошла подмена морально-нравственных понятий, в том числе и в вашей отрасли, так же, как в других отраслях. Полноценные семьи, живущие в ладу, — вот идеал. Когда к нему стремишься, не думаешь о космосе и не подсчитываешь дачи у Якунина. Мне совершенно неинтересно, сколько у Якунина дач, пусть он отвечает перед Богом, — каждый из нас будет отвечать за свои поступки.

Персона

— Как увязывается известный патриотизм Олега Болычева и только что прозвучавшая критика государственного регулирования?
— Ну, здесь все просто. Что бы там ни происходило, у меня нет — пусть как угодно ищут — ни недвижимости, ни счетов за границей. Когда были зарегистрированы компании в голландской юрисдикции, то это было недоверие к российской юрисдикции не у нас, а у потенциальных инвесторов, которые с российской юрисдикцией не хотят иметь дела. Мы тогда пытались выйти на IPO или на те же самые еврооблигации, два года создавали публичную компанию, нанимали международную аудиторскую компанию, которая стоит бешеные деньги, она под лупой проверяла, все ли налоги уплачены.
Лично я даже не воспринимаю слово «российский», я — русский. Считаю, что роль русской нации крайне недооценена, придерживаюсь исторической позиции : есть старший брат, есть русский, он является фундаментальной нацией страны, уж извините. Из этого не следует, что белорус, украинец или армянин хуже или еще что-то. Но когда мы приезжаем в другую республику, в Армению, например, вы найдете много русских в правительстве? Их там нет. Вы много найдете в Чечне русских в правительстве? Их там нет. А в Польше, в Германии, в Англии? А у нас, извините, вон их сколько. Правильно это или неправильно? Я считаю, неправильно. Я имею право об этом говорить, имею такое же право на свободу слова, как и любой другой. Но, к сожалению, называющие себя “либералами« — не важно с какими фамилиями, — никакие они не либералы! Пустозвоны, поющие чужую песню за звонкую монету, они почему-то считают, что русским нельзя высказываться в защиту своей нации. Если я русский, я и говорю: я — русский, ты — украинец, здóрово. У меня португальцы, итальянцы, немцы, корейцы — друзья и партнеры. И все они с большим уважением относятся к моему патриотизму. Потому что видят, как я крайне уважительно и с пиететом отношусь к их странам, их национальным традициям. Но у нынешних «либералов» русского можно называть русским, оскорблять и унижать, обзывать, а…
— …а еврея евреем — нельзя?
— Это вы сказали, не я. Типа того. Это что за бред вообще?
— Вы не видите противоречий между этими своими высказываниями и претензиями к существующему экономическому устройству?
— А претензии у меня к правительству. Согласен с певцом Шнуровым, он правильно говорит: «Я болею, переживаю и поэтому критикую. Я и есть настоящий патриот». А не те, кто ж*** лижет. Если в здравоохранении — беда, если за лечение детей — платят, что это за ***** [идиотизм]? Дайте денег на лечение детей — про взрослых молчу, — детей-то хотя бы обеспечьте бесплатным медицинским обслуживанием! С чего это вдруг — если ты в погонах, то ты больший патриот, чем бизнесмен? Мало мы видим жуликов в форме? Да за державу обидно — смотреть, как армию и флот наши испоганили! А сколько этих жуликов‑бюрократов в контролирующих органах или в муниципалитетах?! И эти люди запрещают мне «ковыряться в носу»?
Родина — это не правительство. Родина — это коллектив, друзья, природа, дом, где мы живем, это наш менталитет, наша история. Вот это все Родина. А правительство к Родине имеет последнее отношение, с правительством еще надо разбираться, с этим ли, с другим. Кто-то из великих сказал, что правитель определяется по росту народонаселения страны. Народонаселение растет — правитель правильный. Сокращается, значит, надо разбираться, что не так с государством. И никакого противоречия здесь нет. Я с болью и горечью говорю о недостатках в нашей стране, а эти так называемые сегодняшние «либералы» — со злорадством и ненавистью. Вот в чем принципиальная разница.
— Слышу ругательство в слове «либерал», но либеральные ценности — это же то, чем вы занимаетесь, Олег Николаевич…
— Нет.
— Почему нет? Любой человек, занимающийся бизнесом, — либерал по определению.
— Нет.
— Почему, не понимаю. Что такое либеральные ценности? Это частная собственность, свободный рынок, конкуренция.
— Категорически не согласен. Любой нормальный бизнесмен, прежде всего, консерватор. Ему есть что терять.
— Ну он же всегда за рынок, правильно?
— Вот заладила про этих «либералов». Спроси лучше, кто я по взглядам. Я отвечу. Я национал-консерватор, то есть я за то, чтобы и русские, и государство наше были о-го-го, — это первое. Я хочу гордиться своей страной. Второе — я за то, чтобы не было у нас больше никаких кровавых революций. И третье — я за свободный рынок с социальной ответственностью государства перед стариками и детьми.
— Это же либеральные ценности?
— Загляни в словарь и посмотри, что такое либерализм. Думаю, эту тему мы раскрыли. Еще раз повторю — хватит нам в истории России всяких революций. 100 лет уже революционируем. Давайте, наконец, строить и просто хорошо жить.
— Я, конечно, посмотрю, но у меня никогда не было сомнений по этому поводу. Ладно, закрыли так закрыли. А теперь в парадигме перечисленных утверждений — польский управляющий в компании «Вестер» откуда?
— Да нормально все, он прекрасный профессионал.
— Он ведь не единственный экспат, работающий у вас в компании?
— Да, директор по маркетингу и генеральный директор. Был еще немец, до него — француз. Условием нынешнего генерального директора было, что он приводит с собой маркетинг, потому что людей, которые у нас грамотно управляют маркетингом, нет вообще. Я просил его привезти еще пару сильных коммерсов. Привез — столкнулись с нашей бюрократией и уехали назад в Польшу. Но сегодня мы видим, что за три года магазины «Вестер» кардинально и объективно изменились в лучшую сторону. Подчеркиваю, что информацию я получаю не изнутри компании, а от друзей, которые — посмотрите в мой телефон — пишут смс мне: «Я в Сити, очередь, мало кассиров». Всем в думе сказал — увидите недостатки, звоните. В Фейсбуке мне пишут, там уже около 2500 друзей. Эта информация непредвзятая, эти люди не злобствуют, что нашли гнилой огурец. Да это же хорошо, что гнилой огурец нашелся, значит, он живой! Если не гниет — значит, не настоящий.
— Олег Николаевич, вы хотите сказать, что ваши взгляды и убеждения не влияют на бизнес? Во главе компании стоит национал-патриот, при этом управляющим у него спокойно может работать польский гражданин?
— А почему нет? Из того, что человек — патриот, не следует, что он националист. Это совершенно разные вещи. А поляк наш — он на сегодня лучший из тех, кого я мог нанять. Он даже больший патриот России, чем многие русские. Будет русский лучше — возьму русского, будет украинец — возьму украинца, будет еврей — возьму еврея. У нас есть дирекции и предприятия, которыми евреи руководят — суперхорошо руководят, белорусы — это вообще трудоголики. Мне наплевать, кто ты по национальности, если ты умный и грамотный менеджер. Все как в Америке: хорошо работай и получай заработанное.

Персона

«То, что сегодня происходит по части мировых монополий, отдельная песня. Они наносят огромный вред экономике, потому что долго­играющие продукты, которые мы едим,— это большой вред здоровью. Мировые монополии приводят к тому еще, что закрываются местные предприятия, которые не выдерживают конкуренции»

— Я знаю, что большое личное хозяйство у вас за городом есть?
— Да, мы в деревне живем. Три коровы, два телка, куры, перепела, гуси, пони, «коты Болычева».
— Ведь что-то производится там?
— Молочка вся своя — от молока до сыра. Огурцы, зелень, помидоры, персики растут, яблоки, черешня, вишня, кабачки, баклажаны, тыква, картошка — все свое.
— Я к тому, что вы же понимаете ценность этого продукта, который выращен своими руками?
— Абсолютно. Глобальное производство — это вообще отдельная тема, и то, что сегодня происходит по части мировых монополий, отдельная песня. Они наносят огромный вред экономике, потому что долгоиграющие продукты, которые мы едим, — это большой вред здоровью. Мировые монополии приводят к тому еще, что закрываются местные предприятия, которые не выдерживают конкуренции ни по цене, ни по срокам реализации своей продукции. Кстати, по этому вопросу есть очень правильная большая статья того же Якунина. Посмотрите в «Эксперте Северо-Запад». Я пишу уже три года докторскую по приграничным сетевым организациям. Мне эта тема очень интересна и близка. Раньше в Калининграде были десятки пивных, молочных, лимонадных, колбасных и многих разных производств. Разных вкусов, качества и цены. И не только в Калининграде. Где сейчас все эти производства? Помидор, выращенный в современном парнике, — это же совершенно не тот помидор, который дала хорошо унавоженная земля, только название одно — помидор, а по сути, по химическому составу, по питательным свойствам это совершенно другой продукт…
— Скажите, пожалуйста, и как можно продукты сжигать?
— Опять же вопрос не ко мне. Давайте не путать конкретную социально-политическую ситуацию с морально-нравственными ценностями. Попробуйте в США завезти яблоко или кусок сала — вас арестуют на таможне. С Россией идет необъявленная война, и это — цена… Я каждые каникулы в детстве, 8 лет, проводил в Луганской области, у меня там бабушка и дядя жили. Я знаю ситуацию изнутри.
— У нас же не спрашивают, хотим мы воевать или нет.
— Конечно, мы не хотим воевать, но есть государственный национальный интерес. И хотя моему бизнесу и мне лично это вредит, я принимаю, я согласен на это добровольно и не вижу никаких противоречий. Еще раз. Вопрос приоритета ценностей, каждый для себя определяет сам. Для кого-то первично данное слово жене, а для кого-то пойти на сторону — каждый выбирает сам. Я не осуждаю, если кто-то что-то делает, на мой взгляд, может, и неприемлемое, это его личное дело, он отвечает перед кем-то, перед кем он считает нужным отвечать, или не отвечает. Ты свободен, пока не наступаешь на мою свободу. Но если твоя свобода мешает моей свободе, я начинаю защищать свою территорию. Тогда может быть конфликт. Это и по поводу пропаганды гомосексуализма справедливо, — закона, который я инициировал и поддерживаю. У вас [западных критиков этого закона] — своя свобода, у нас — своя, чего вы до русских доколебались?! Вот у нас один директор одной большой нашей компании оказался жулик — его опекали со студенческой скамьи, а он «в благодарность» воровал у акционеров, у своих же товарищей. Значит, он заступил за черту чужой территории и должен сидеть в тюрьме. А ведь кто-то может сказать, типа: воруй, раз есть возможность. Так что жизнь сложна и многогранна, искать во всем справедливость — задача нелегкая, да и надо ли?

Персона
— Мы начали про санкции, про контрсанкции, которые наносят ущерб…
— Ответил на этот вопрос. Есть национальные государственные интересы.
— Они превыше бизнеса?
— Они однозначно превыше бизнеса. «Вестер» продолжит развиваться, ситуация в экономике, да и в политике, рано или поздно устаканится. Наш десятилетний план предусматривает объем инвестиций в 250-300 млн долл. Грубо — в год по 30 миллионов, не так много для крупной компании, как кажется.
— В думу снова будете баллотироваться?
— Буду. Есть пять школ, есть ветераны, многодетные — мой округ, много помогал им, очень много. Спросите людей в округе, у директоров школ и учителей спросите, у ветеранов. Я им обещал не бросать депутатство.
— Зачем оно бизнесмену Олегу Болычеву?
— А я здесь живу. Я вырос в хрущевке, в хулиганском дворе прошло мое детство, мне хочется помочь людям по мере возможностей. Не можем охватить всех, сконцентрировались на округе [избирательном], вот в округе и помогаем. Взять лагерь «Юный патриот», 700 детям обеспечили летний отдых за свой счет. Разве мало? Все многодетные получают от нас какую-то копеечку. Больным детям из нашего округа собираем по 150-200 тысяч на операции. Учителям помогаем. Пусть каждый депутат помогает, как мы, всем бы стало лучше.
— Вы думаете, что в состоянии это делать, поэтому делаете? Или какой-то другой мотив?
— С точки зрения бизнеса, депутатство ничего не дает, точно так же меня могут пригласить, например, к следователю и задать какие-то вопросы, как и всем остальным. Просто мы так решили в коллективе, выделили бюджет под это дело.
— Но могли и не выделять, правильно?
— Конечно, могли. Могли эти деньги раздать топ-менеджерам в качестве бонуса или себе взять. Это опять к вопросу о патриотизме. Вот есть у нас в компании такая потребность, от 10 до 15 миллионов рублей в год тратить на благотворительность. Больше прибыль, побольше тратим, нет прибыли — поменьше.
— И так уже много лет, да?
— Да, собираемся с директорами школ, голосуем, распределяем, десять раз в год десять деток получают необходимую им для лечения сумму. Они приходят к нам, мы фотографируемся, никакого пиара на этом не делаем. Но нам стали говорить — а что вы об этом не рассказываете? Начали рассказывать — ах вы, такие-сякие, зачем пиаритесь… Ну слушайте, так можно до маразма дойти — что бы ни сделал, все равно плохо.