НЕ БУМ, А ВСПЛЕСК

Все статьи

 

Игорь Герасимчук, владелец фабрики «Дедал»

Изображение 1 из 6

 

Антонова: Как обстоят дела в вашем бизнесе сегодня (круглый стол состоялся 24 июня 2022 года, Литва объявила запрет железнодорожного транзита подсанкционных товаров шесть дней назад, 18 июня 2022 года. – Ред.)?

Ерёмина: Мебельное направление в нашей строительной компании «Балтия» появилось, как сопутствующее строительному. Бренд «Балтия мебель» родился из того, что уже есть «Балтия ремонт» и «Балтия декор». Работаем в рамках собственных внутренних заказов и настолько бодро, что четыре дизайнера имеют очередь заказов на проектирование, записаться можно на середину сентября. По собственным проектам делаем только корпусную мебель.

Мусевич: Возможно, по инерции, но загрузка заказами достаточная, хотя у мебельщиков традиционно лето – не сезон, фабрики, как правило, летом уходят в отпуск. Мы работаем. А поскольку основной клиент из HoReCa, большие надежды возлагаем на туристическую отрасль, во многом для нас это лакмусовая бумага. Если они хорошо поработают, то, значит, и нам работа достанется. В этом году видно просадку, но я ожидал худшего.

Глущенко: У нас узкая специализация – кухни в относительно высоком сегменте. Есть и собственное производство, и импортные кухни, но основной упор делаем на импорт. Мы дилеры известных итальянской и немецкой фабрик. Ни один из партнёров не отказался с нами работать, хотя напрямую уже не отгружают, работаем через посредников, так как готовые кухни пока не попадают под санкции. На производстве готовим корпуса, фасады заказываем на стороне или привозим из Италии. Эта схема позволяет оптимизировать производство и предлагать нестандартные решения клиентам.

Антонова: До 90% заявлено падение импорта комплектующими элементами для мебельного производства. Как вы оцениваете ситуацию?

Майстер: Условно диван состоит из трёх базовых вещей. Первая базовая вещь – это скелет, каркас – из ДСП, фанеры, МДФ, ДВП, «чемоданного» картона, бруса деревянного, доски. С 10 июля всё, что я сейчас перечислил, будет запрещено к транзитному перемещению с территории России на территорию Калининградской области, а также к продаже странами Евросоюза и всеми, кто присоединился к известным санкционным пакетам, на территорию Российской Федерации, включая Калининградскую область. Возникает вопрос – где брать и как перемещать. В Калининграде можно произвести всё, что связано с «деревяшкой», её первым переделом, это доска и брус. Как доставить остальное? Только морем.

Надо сказать, что на данный момент очень сложные, туманные, плохо прогнозируемые перспективы перемещения грузов с территории РФ сюда. Нам говорят: «Ребята, переходите на контейнеры». Плюс-минус, чтобы мы себе представляли, при общих прикидках стоимости контейнера и стоимости, к которой мы привыкли, – колёсами через Литву на грузовике, – разница будет примерно от двух раз и более, в зависимости от того, где на территории РФ находится груз, который необходимо переместить сюда. Дальше возникает масса технических и технологических вопросов. Мы пока не умеем работать с таким видом транспорта, как паром.

Вторая часть дивана – это её мягкая часть, или то, что на профессиональном мебельном языке называется «белая». Это различного рода пены, поролоны, синтепоны и различные производные. Раньше мы питались этим счастьем из сопредельных стран – Польши и Литвы. Тоненькие ручейки оттуда текут до сих пор. Ну и третья часть – обивочные материалы. Что-то идёт, что-то не идёт, что-то придётся везти из России колёсным транспортом.

Как быстро мы сможем выполнять заказы? Насколько чётко сможем обеспечить ритмичность работы компаний? И, наконец, на какую материальную себестоимость сможем выйти и, соответственно, какую цену сможем дать на оптовом и на розничном рынке.

Что касается корпусной мебели, здесь ситуация сильно «веселее». Потому что с 10 июля вступают в силу ограничения на перевоз всей группы товарной номенклатуры по коду 9403. Переводя на понятный язык, любой шкаф, тумбочка, стол не могут быть поставлены нам с территории Евросоюза.

Антонова: Уточнение. Это готовая мебель? Или комплектующие тоже?

Майстер: Неважно. На тех 66 листах, что мы видели, приведён перечень всех санкционных вещей. Смотрите: ТН ВЭД (товарная номенклатура внешнеэкономической деятельности. – Ред.) – это, если мне память не изменяет, десять цифр. Первые четыре цифры определяют группу товара, последующие цифры уточняют, какой именно товар имеется в виду. Ну, скажем, 940110 – это, кажется, кресло для летательных аппаратов. И так далее. На данный момент мы видим, что вся группа 9403 попадает под эмбарго. К примеру, фасад кухонный или фасад для шкафа, как и другие комплектующие, тоже попадают в группу 9403. Таким образом, у нас остаётся только море и воздух для того, чтобы перемещать почти все крупные составляющие и готовый продукт группы 9403. Далее очень большие проблемы возникают с лакокраской – грузами повышенной опасности при транспортировке, кроме прочего. Там совсем беда. А также клей. Нет клея – не склеим, не произведём. Тема бесконечная.

Антонова: Фабрика «Дедал» в 2021 году признана одним из лучших экспортёров

Северо-Западного региона РФ. Как вы работаете сегодня?

Герасимчук: Мы действительно продавали мебель в семь европейских стран и даже в Австралию. Вчера я прощался с партнёром-поляком. Я ему задал вопрос: «Если бы я, русский, открыл свою фабрику в Европе, ты бы покупал мою продукцию?» Он говорит: «Да, я бы покупал». Во вторник отправляю последний груз в Польшу. Седьмого июля отправляю мебель в Турцию, девятого – в Болгарию.

Антонова: То есть вы выполняете действующие контракты? 

Герасимчук: Да. До десятого июля должен всё вывезти, пересечь границу и уйти.

Антонова: У вас есть план на после десятого июля?

Герасимчук: Есть, конечно. У кого же его нет.

Антонова: Какой?

Герасимчук: Нельзя хныкать, нужен позитив. У нас есть план, он тяжёлый, но я думаю, что если государство услышит нас и начнёт компенсировать затраты [на перевозки], мы справимся. Надо просто перестроиться. Экспорт в другие страны не закрыт, это Казахстан, Армения, Грузия, Азербайджан, Иран. Там есть свои сложности, например, в Турции заградительная пошлина на мебель составляет 30 процентов, но работать можно, там мы конкурентоспособны.

Мусевич: Европейские коллеги, поставлявшие нам комплектующие, прекратили сотрудничество. Образовался некий провал в ассортименте. Понятно, что какие-то вещи мы не сможем восполнить своими силами в Калининграде, но какие-то сможем. В Гусеве есть технопарк, мы провели переговоры, предоставили образцы – речь о металлоконструкциях определённого типа. Ребята посмотрели, посчитали, поработали технологи, дали нам пилотные образцы, прайсы. Нас всё устроило. Качество не хуже, чем у тех же поляков. Мы с ними стали работать. Поляки позже захотели вернуться, но нам уже было неинтересно их предложение.

Ерёмина: Мы тоже мало чем отличаемся от коллег. Но у нас есть такая характерная особенность… Мы немножко, в хорошем смысле, хомяки, тяготеем к складам, как-то так сложилось. Потому что они и в стройке очень сильно помогают, и в ремонтах. Когда был первый локдаун, все встали, а нам спать некогда было, потому что были запасы и мы на них работали. Сейчас тоже немножко запаслись.

Антонова: Но вы же понимаете, что запасы кончатся. Это произойдёт рано или поздно. 

Ерёмина: Да, это рано или поздно произойдёт. Как мы видим, в нашей стране всё время рано или поздно что-нибудь происходит. Я точно разделяю позицию, что нужно позитивно ко всему относиться. Моему бренду три года, сколько поводов было закрыться, я вам даже перечислить не могу. Но ведь не закрылись.

Антонова: Два-три года у нас продолжался строительный бум – жилья понастроили много, покупателей было много, они хотели квартиры купить, отремонтировать и обставить мебелью. Жилищный бум потянул за собой мебельный бум? Это так или нет?

Мусевич: В том числе.

Ерёмина: Конечно.

Майстер: Мне не нравится слово «бум». Я готов пояснить почему. Ни у мебельщиков-производителей, ни у торговцев мебелью никакого бума, за исключением всплеска в марте 2022 года и всплеска летом в первый пандемийный год, не наблюдалось. Что понимается под всплеском? Это незапланированный в годовом торговом цикле рост в какой-то месяц в пределах 20-25%, может быть, чуть выше. А когда мы берём в целом годовые показатели, то видим рост в пределах всего 10%.

Антонова: Есть парадокс, который состоит в том, что доллар стоит плюс-минус 50 рублей, на уровне 2015 года. А цены у нас такие, как будто доллар стоит 300.

Майстер: Почему же это парадокс?

Мусевич: Парадокса-то нет никакого на самом деле. 

Антонова: Предлагаю это обсудить, потому что работает рептильная память, которая говорит: «Вот доллар растёт, бензин дорожает, и всё дорожает». А теперь ровно наоборот – валюта на минимумах, цены на максимумах. Как сегодня происходит формирование цены?

Мусевич: Стоимость доставки возросла в шесть раз. И попробуй ещё найди эту доставку с европейскими номерами.

Герасимчук: Самый главный парадокс – возникновение дефицита. В Калининграде три недели не было клея. Вообще, ни у кого. И почём в такой ситуации покупается клей? По любой цене. Или станок остановился, плата стоит 500 евро, я покупаю её за пять тысяч евро, потому что мне станок надо запустить. И неважно, сколько в этот момент стоит доллар или евро.

Майстер: В нашем прошлом опыте многих кризисов 2008-го, 2000-го, 2014-го, а также ковидного, был заложен очень точный посыл о том, что розничная цена в калининградском магазине чего бы то ни было коррелируется с курсом евро. И сейчас абсолютно законно люди заходят в магазины, переводят рублёвую цену, которую они видят, на сегодняшний курс евро и изумляются, что цены в евро выросли. Абсолютно законно изумляются. И мы должны рассказать, как мне кажется, калининградцам и нашим покупателям, что происходит на самом деле, чтобы они не считали, что предприниматели – злодеи, воры и жулики.

Герасимчук: И хапуги!

Майстер: И хапуги. Что поменялось? За последние четыре года поменялась целиком и полностью вся структура ценообразования. В прошлой жизни ключевым фактором для компаний, производящих продукцию на 90% из западного сырья, действительно была цена валюты. Сейчас этот фактор ничтожен. То есть он перестал быть фактором, определяющим себестоимость и, соответственно, розничную цену. Появились какие-то другие факторы. Первый фактор, да, связан с дефицитом. В нынешней ситуации мы вынуждены постоянно искать альтернативные источники сырья и покупать рублёвое сырье значительно дороже. Дороже не на проценты! Это двузначные цифры, коллеги. Это наша печаль и наша беда. У меня седых волос добавилось, честное слово, дорогие читатели. Второй фактор – стоимость логистики. Грузовик с механизмами из славного города Познань в наш замечательный город Калининград стоил когда-то 600-700 евро. Сейчас мебельная компания будет долго искать грузовик и платить за него примерно 3-3,2 тысячи евро. Я думаю, всем нам легко посчитать разницу. Третий фактор. Очень-очень важный. В прошлые годы, видя инфляцию в стране, ни одна из мебельных компаний не ушла от процесса повышения заработной платы сотрудникам. Я говорю о том, что рублёвая оценка труда в любой единице любой мебельной продукции за последние несколько лет сильно выросла. Следующий фактор. Понимая, что существует ситуация дефицита, и понимая, что мы переходим на других поставщиков, изменились финансовые параметры покупки сырья. Если раньше итальянская компания, с которой я работал 20 лет, грузила товар на 30 тысяч евро без предоплаты, и я оплачивал этот товар, скажем, через два месяца, покупая уже новый, то сейчас картинка другая. Мы находим новых поставщиков, и этим новым поставщикам платим 100-процентную предоплату. 

Мусевич: И даже со старыми поставщиками перешли на 100-процентную предоплату.

Майстер: Согласен. Соответственно, появляется дополнительный фактор, который увеличивает рублёвую себестоимость. И для того чтобы вести производственную деятельность, мебельным фабрикам необходимо оборотных средств более чем в три раза больше, чем раньше. Если привлекаем деньги на рынке заимствований, платим проценты. Таким образом, я перечислил только главные, глобальные факторы, которые значительно увеличили рублёвую себестоимость конечного продукта. И очень сильно оторвали корреляцию курса евро к оптовой и розничной цене. Честно говоря, я думаю, мало кому из производственников это нравится. Уровень риска вырос, уровень потребности в ресурсах вырос, а рентабельность падает. Поэтому мы не жулики, а жертвы обстоятельств.

Антонова: А что происходит со спросом на мебель?

Герасимчук: Квартиры не продаются, значит, не продаётся и мебель.

Ерёмина: В апреле мы отправили в два разных российских города ключи от квартир заказчикам со всеми пакетами документов. Они отказались приезжать [в Калининград], хотя техпроект готов, всё готово, сказали: «У вас там теперь опасно, мы собрались квартиру продавать». Здрасьте пожалуйста. Даже переубеждать не будем.

Антонова: Сколько подобных отказов?

Ерёмина: Два отказа на сорок заказов. Но, допустим, кухня стоила 270-280 тысяч рублей. Нам говорят: «Давайте быстрее делать кухню!» Хорошо, давайте, пересчитываем – под 400. Цены  меняются несколько раз в день, и никакая автоматизация расчёта не помогает. Мы можем долго здесь сидеть и обсуждать всё подряд, но пока мы не узнаем, что конкретно будет [с транзитом через Литву], пожалуемся друг другу и разойдёмся.

Антонова: Зато рестораны открываются каждую неделю новые.

Мусевич: Открываются рестораны, спроектированные в начале года, где было сделано больше 40%, и замораживать стройку на этом этапе смысла не имеет. Мы со всеми общаемся, все говорят плюс-минус одно и то же – что сезон надо отработать, не потерять, но никаких больших инвестиций делать не будем, до сентября, по крайней мере. Поэтому до сентября производство загружено. А дальше количество открывающихся кафе и ресторанов будет меньше.

Антонова: Я, конечно, хотела бы задать «коварный» вопрос, но его коварство поняли бы только Игорь Герасимчук и Михаил Майстер. Много лет назад и много лет подряд калининградские производители мебели говорили, что им страшно нужен локальный завод по производству ДСП. Завода, как я понимаю, как не было, так и нет – при всей развитости отрасли. Почему? Есть ли смысл задавать этот вопрос сейчас?

Майстер: Не нужен нам никакой завод ДСП. 30 лет мы адаптировали экономику под экономику глобального мира. Это экономика очень сложных цепочек с постоянно повышающейся функцией специализации. По классической теории кластеров абсолютно неважно, где находится производитель сырья. Он может находиться на другом континенте, необязательно в соседнем городе. Кластерная экономика построена на внутренней линии конкуренция/кооперация. Это интереснейшая штука, другое дело, что мы термин «кластерная экономика» так затёрли, что потеряли содержание. 

Антонова: И не построили завод ДСП, хотя он бы пригодился сейчас. Понятно. Давайте коротко, обменяемся видением ближайших перспектив, хотя оно и туманно. Тем не менее я не верю, что опытные бизнесмены сидят и ждут, когда само рассосётся. Думаю, у каждого есть план действий.

Ерёмина: На ближайшие месяц-два мы работой загружены, нам есть из чего, нам есть для кого, у нас 70-процентная предоплата. На перспективу нескольких лет тоже есть задумки в плане масштабного производства. Но есть сегодняшний день и сегодня делаем вот так. Завтра будет по-другому – будем делать по-другому, собственно, в этом суть предпринимательства.

Мусевич: План действий? Пока есть такая возможность, работаем, ищем какие-то варианты решения самых насущных проблем. С переменным успехом, но никто замок [на фабрику] вешать не собирается. Мы уже многие позиции заменили российскими, главное – разобраться со способом поставок. Очень хочется верить, что будет легальная, а не контрабандная возможность завозить импортное сырьё.

Глущенко: Не прокомментирую. Потому что оптимизма мало, а негативные вещи не хочу транслировать.

Майстер: Стратегически за 20-летнюю историю Cinno Cillini всегда стремилась производить продукт высочайшего качества по цене, доступной максимальному количеству наших клиентов. Видя, как значительно растёт рублёвая себестоимость, мы продолжаем видеть своей тактической задачей оперативную работу над рублёвыми издержками. Это наша ключевая миссия, от которой отступать мы не намерены. Хотим предложить как можно большему количеству калининградцев, привыкшим покупать импортную мебель, обратить внимание на продукт нашей фабрики и легко решить проблему замены импортного дивана на Cinno Cillini.

Герасимчук: Я тоже хочу оптимизма дать. Верю, что всё будет хорошо. Почему я в это верю? Потому что заводы, производившие ДСП, почти половину [продукции] продавали на Запад. За последние два месяца они уже снизили цены на 40% в рублях. Когда некуда продавать [произведённый товар], начнётся конкуренция [внутри страны], которая положительно скажется на нашей компании в Калининграде. Надеюсь, наше государство всё-таки поможет покрывать издержки по перевозу морских грузов. Надо просто подождать. Дополнительное производство мы открываем в другой стране, – не скажу пока в какой – потому что нашу продукцию хотят покупать, она на 20-25% дешевле, чем аналоги конкурентов в Европе, и рынок бросать нельзя. При этом российский внутренний рынок продолжает оставаться для нас самым интересным.