Виктор Рябинин показывает страницы собственных дневников и вещи, найденные в руинах
Каждый художник, в мастерской которого мы побывали, советовал заглянуть в гости к «кенигсбергскому Энди Уорхолу», «археологу от изобразительного искусства» Виктору Рябинину. Сам маэстро с приглашением не торопился — сначала познакомил нас с персональной ретроспективной выставкой «Если бы ангелы заговорили…».
Виктор Рябинин, пожалуй, один из самых узнаваемых калининградских художников: коллеги и ученики отзываются о нем с большим уважением, а зрители, знакомясь с рябининскими полотнами и ассамбляжами, кажется, и вовсе теряют ощущение времени. На стенах художественной галереи — романтические и урбанистические пейзажи, графические работы и иронические зарисовки из дневника. Рядом инсталляции, материалом для которых служат предметы быта жителей Кенигсберга
Художник сразу говорит, что он и сам живет в Кенигсберге — в паспорте вот только написано по-другому. Ведет нас против часовой стрелки, читает названия работ, изредка добавляет небольшие комментарии — мол, эта картина («В тени аллей». — Ред.) очень понравилась одной немецкой художнице, которая посещала мастерскую. После подводит нас к страницам из дневников. На них наброски, сделанные во время прогулок, соседствуют с журнальными вырезками, этикетками, входными билетами. На полях — заметки и наспех записанные номера телефонов. Где-то среди десятков листов осталась и дата встречи с нами, и с той немецкой художницей.
— Мой преподаватель в художественной школе Валентин Григорьев заставлял нас в любое время года делать зарисовки. Мы делали наброски с людей, пейзажей, — рассказывает Рябинин. — Так как поэзия и музыка у меня на первом месте, я стал добавлять к рисункам подписи, в том числе стихотворные. Постепенно такие зарисовки приобрели характер дневника. Они никогда не были ни для кого секретом.
Виктор Рябинин не случайно говорит о поэзии и музыке. На его холстах угадываются сюжеты гетевского Фауста, а в небе над Высоким мостом возникает тень отца Гамлета, от которой холодеет кровь. Картина «Лодка с цветами» написана по мотивам одноименного стихотворения Роберта Фроста: «она плывет над солнечной травой, по самые борта полна цветами».
Оказавшись в темном помещении мастерской, или «народного музея», как ее, нарочито выделяя букву «е», называет сам Рябинин, приходится проявить недюжинную сноровку, чтобы ничего не разбить: стройные ряды бутылочек, которые можно увидеть на городских барахолках, осколки посуды, статуэтки и часы, флаги и вымпелы, скульптуры, среди которых гипсовая голова Сократа и молодого Рябинина, деревянные объекты и всевозможная утварь. На ступеньках лестницы, ведущей на второй ярус, — коллекция шлемов и других головных уборов, на стенах — эмалированные рекламные таблички, ракетки для игры в бадминтон, старинные немецкие значки, чучело кабана и картины. На полу, прислонившись к столу, стоят ранние ассамбляжи художника. Поднимая голову, встречаешь колокольчики и диковинные стеклянные поплавки, закутанные в рыбацкие сети.
— Вещи, собранные здесь, — подарки. Въехал я сюда с одним шлемом, пивной бутылкой и табличкой Strasse der SA, так раньше называлась улица Фрунзе. Друзья, ученицы и коллеги, зная мое увлечение, стали приносить посуду, плакаты, какие-то находки из руин. Я их не реставрирую. Вот, например, осталась дыра от пули, зачем ее убирать? — спрашивает Рябинин, кивая на эмалированную вывеску. — Помню, однажды мне подарили обломок дубовой стрелы с кованым наконечником, найденный на дне Преголи. Только представьте, он пролежал там с тринадцатого века.
«Пламя пожара не согревает…»
— На этом графическом листе из серии «Прусские мотивы» обрывки старых газет, опаленные пожаром. Здесь же стихи немецкой поэтессы Агнес Мигель, на которую, к сожалению, сейчас пошли нападки — недавно сорвали памятную доску с дома, в котором она жила. А вот эффект состаренной бумаги сделал с помощью чая. (Комментарий художника)
«Адам и Ева. ХХ век»
— Я повторил знаменитую гравюру Дюрера, изменив пару деталей: покров сорван, противогазы надеты.
(Комментарий художника)
«Спасибо за наше счастливое детство!»
— В работе с ассамбляжами мало собрать вещи, нужно выстроить композицию. Сначала я сделал правую часть триптиха, которая называется «Первые шаги». Эта работа, словно предчувствие, была создана за месяц до нападения террористов на школу в Беслане. После появилась центральная часть, названная советским лозунгом «Спасибо за наше счастливое детство!». И, наконец, «Адам и Ева». (Комментарий художника)
«Фантазия памяти Э. Т. А. Гофмана»
— Говорят, мои картины порой настолько разные, что кажется, будто их писали разные люди. В таких случаях я отвечаю, что мое настроение может меняться в течение дня: утром смеюсь, вечером плачу. Эта картина — еще одно размышление над моим Кенигсбергом. Если на острове Кнайпхоф вы встанете спиной к могиле Канта и будете смотреть через Преголю, увидите пустырь. До войны эта территория Альтштадта была плотно застроена. После руины домов разбирали на кирпичи, которые увозили в Ленинград и Ригу. (Комментарий художника)
«Прощание»
— Как-то я показывал небольшой рисунок тушью своей ученице. Была такая же история, как с «Лодкой с цветами», — долгое время не видел ее в цвете. Показываю работу и говорю: тропинка в зарослях чертополоха. А она спрашивает, почему такое название, и критикует меня, мол, ерунда какая-то — и так видно, что тропинка и чертополох, незачем это еще и в названии объяснять. Я посидел, подумал и понял, что это прощание, — оставил что-то за спиной, и неизвестно, что там впереди. (Комментарий художника)
Интерес к старинным вещам у художника появился во время детских забав в руинах жилых домов. Став старше, Рябинин другими глазами посмотрел на выкопанные из земли ржавые предметы быта и разбитые фарфоровые игрушки — каждый осколок содержит частичку истории его родного города. Поэтому даже о самых заурядных предметах коллекции Рябинин отзывается с нежностью.
— А вот антикварные магазины обхожу стороной: я человек увлекающийся, боюсь поддаться соблазну, — смеется художник.
Ждешь, когда глаза привыкнут к полумраку, обводишь глазами помещение, жадно цепляясь за каждую вещь, потом еще и еще, в надежде запомнить как много больше — Рябинин не торопит.
— Я работаю здесь с октября 1981 года. В этом же месяце в кинотеатре «Октябрь» открылась моя персональная выставка. Показывал графические работы, живописи у меня тогда не было, — рассказывает Рябинин. — Картины я сейчас здесь не пишу, работаю только с деревом и ассамбляжами.
Сосчитать количество предметов в мастерской Рябинина не представляется возможным. Тем не менее не каждая вещь может стать частью ассамбляжа — ей, как и законченной работе, нужно пройти испытание временем. Спрашиваю у художника, не пугает ли его, как настоящее время движется все быстрей и быстрей:
— Думаю, самое главное — не потерять темп, путеводную нить. Еще древние об этом говорили.
Благодарим Калининградскую художественную галерею за помощь в проведении съемки
Софья Сараева, Фотографии Бока Су