О пользе умения выходить из роли,
или какие углы частенько выпирают из круглых столов

Все статьи

иллюстрации: Анастасия Айрапетянц, Маргарита Миронова

Философические заметки

Владимир Шаронов
рассуждает о том, почему у нас почти пропала способность к взаимоуважительному диалогу и попытки понять и принять чужое «другое мнение»

Авторская колонка

По мере сил стараюсь избегать всевозможных круглых столов и всякого рода общественных обсуждений, которыми традиционно столь богато завершение года. Причина для такого уклонения проста: чаще всего собравшиеся ведут разговор, словно следуя позиции: «Я едва вынес вашу речь, теперь извольте потерпеть меня».
Размышляя о причинах нашего неумения и нежелания слышать друг друга, я вспомнил тонкое наблюдение моего американского приятеля. Ему было искренне жаль наших подвыпивших соотечественников, которые, как он выразился, «тратят много сил, чтобы сохранить свое гражданское лицо», убеждая окружающих, что «все в порядке, я не пьян». Накативший же лишнего американец, как рассказал мой собеседник, легко завалится спать хоть на уличной скамейке, хоть в театре. Обликом своей общественной физиономии он не озабочен, полагая такое поведение своим естественным правом.
Это наблюдение хорошо показывает, как в нашем публичном пространстве мы как бы перестаем быть самими собой и безотчетно вгоняем себя в некую общественную роль. А войдя в нее, со всей страстностью натуры («дайте мне договорить!») озвучиваем уже не столько свои личные размышления, сколько отстаиваем интересы целых групп, слоев и даже классов… Добавим сюда толику нашей раздражительности, нетерпение к иной точке зрения, и становится понятно, почему круглый стол стремительно начинает показывать свои острые углы и легко переходит в фазу митинга c неубиваемым аргументом ad hominem*. Вершиной жанра, вне всяких сомнений, нынче стали политические телевизионные ток-шоу, где прочно утвердилось неприкрытое хамство и развешивание ярлыков.
Но все же полезнее наблюдать ролевую трансформацию на примере наших юных общественников. Члены очередных молодежных правительств с такой горячностью обсуждают «издержки воспитания современной молодежи», словно у каждого из них за спиной, как минимум, долгая прожитая жизнь и взрощенные собственные дети. Так незаметно вместе с напяленной на себя ложной маской в речь этих начинающих политиков вползает надуманность, а лицемерие становится устойчивой чертой их публичной риторики.
Роль выразителя неких общественных интересов вообще во многом склонна подталкивать человека к горячке спекуляций. И тогда одно напоминание о существующих правилах теории аргументации (известные по правилам судопроизводства) способно вызвать вспышку праведного гнева от «вы не даете мне договорить!» до «не затыкайте мне рот!». Между тем именно эти правила имеют не только деловое, но даже и нравственное значение. Они требуют от человека ответственности к публичному слову, не позволяют многократно подменять предмет обсуждения, как это чаще всего бывает.
Еще одной, увы, слишком заметной чертой нашего публичного пространства стал крайний дефицит самоиронии. В полном согласии с классиком, мы действительно любим говорить банальности и глупости с самым серьезным выражением лица. Мы редко вспоминаем, что хорошая шутка во сто крат эффективнее злых оценок и страшилок, к которым многие так склонны. Порой кажется, что в своих пугающих прогнозах иной региональный политик мнит себя всадником Апокалипсиса. Но время идет, обещанного конца Света не наступает, и скоро такого пророка перестают бояться даже пуганые дворовые кошки.

* к человеку

Философические заметки

     Конечно, нельзя оставить без внимания основную направленность общественных обсуждений: мы очень любим с кем-то и с чем-то бороться. Сказалась ли в этом наша полная военными баталиями национальная история, или это последствия впитанной нашей культурой, но причудливо искаженной церковной проповеди с ее сильным акцентом на борьбу с грехом?.. Причин, думаю, много. Но стоит вспомнить темы наших публичных обсуждений, как проясняется, что мы именно боремся — за экологию, с безнравственностью, с курением и необоснованным ростом тарифов… Отсюда наша сопутствующая склонность — быстро съезжать к поиску запретов, как будто ими действительно нечто создается, а жизнь автоматически становится лучше. Конечно, нынешний состав Государственной думы по части запретительных инициатив вне всякой конкуренции, но и наши региональные общественники так просто пальму первенства уступать, я уверен, не будут.
Второе прямое следствие нашей борцовской публичной социальной психологии — это страсть к разоблачению всевозможных «врагов народа». Иногда кажется, что всех этих маленьких негодяек надо было бы выдумать, — так ликовала общественность, получив выходку Pussy Riot в качестве превосходного повода для выражения праведного гнева. Правда, несимметричная суровость приговора охладила заметное количество оскорбленных в своих религиозных чувствах. Но это уже немного иная тема…
Что в сухом остатке? Пожалуй, только одно: оказалось, что побороть безграмотность, совершить индустриализацию, дать почти всеобщее высшее образование значительно легче, чем воспитать ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА. Способность к действительному диалогу, уважение к иной, противоположной точке зрения, наконец, стремление понять ее относятся к базовым ценностям воспитания. Не последнюю роль здесь играет способность говорить от себя лично, выйти из ложной роли «народного кумира Козлодоева», воспетого Борисом Гребенщиковым.
Даже в диалоге с собой, не говоря о другом человеке, движение вперед совершается поочередным выдвижением то одной, то другой ноги, то одной, то другой стороны вопроса. Поэтому важно, чтобы это воспринималось не как противостояние, а как совместная работа. Иначе нога за ногу заплетается и вместо развития темы происходит уродливое сплетение препирательств. Как это зачастую и бывает на наших угловатых круглых столах.
В завершение позволю себе вернуться к тому давнему разговору с моим американским приятелем. Я обратил его внимание, что граждански дисциплинированный наш подвыпивший человек, придя домой, может попустить себе любое свинство. И характерен будет его ответ наутро, если кто-то попробует попенять на вчерашние выходки:
— Я дома! Имею право!
И в этом его убеждении не будет ни грана лицемерия.