Директор института экономики и менеджмента БФУ имени Канта и Калининградской школы бизнеса Александр Баринов о том, что впервые российский рынок переживает превышение предложения над спросом, и новых методах, совмещающих образование айтишников с биологами и экономистами
— Калининградская школа бизнеса год провела в стенах университета. Как он прошел?
— Переходный период внедрения школы бизнеса в университет закончился, первый год вместе с университетом мы прошли удачно. Несмотря на кризисные явления в бизнесе и в бизнес-образовании в том числе, вышли на 70 % традиционной нагрузки. Это очень хороший результат — не только по цифрам, но и по составу участников, набору программ, их долгосрочности. Можно воспринимать этот результат и как косвенный признак того, что бизнес стал более оптимистично смотреть на свои перспективы и через обучение продолжает искать новые возможности роста. Осенний набор слушателей в школу бизнеса должен либо подтвердить, либо опровергнуть эти мои мысли и предположения. Но складывается ощущение, что экономическая ситуация начинает исправляться, — как говорят, дно мы прошли, и кажется, снизу уже никто не стучит.
— Кто ваши новые слушатели? Изменилась ли аудитория школы бизнеса?
— Наверное, все 25 лет существования школы бизнеса — до прихода в БФУ — я говорил своим коллегам одну и ту же фразу: «Уважаемые, наступит время, когда старые клиенты от нас откажутся. Где возьмем новых?» И это время на самом деле наступило. За минувший учебный год в школу бизнеса поступают либо представители новых компаний, либо новая волна менеджеров старых компаний. И то верно, за 25 лет наши старые клиенты многому научились, у них уже другие цели и задачи в жизни, по отношению к бизнесу — тоже. Они сводятся либо к обновлению команды — и это нормально, — которая будет управлять операционной деятельностью, либо к передаче бизнеса детям. Пожалуй, впервые я смотрю на появление нового поколения в бизнесе.
— Что вы видите в новом поколении особенное?
— Любое новое поколение не похоже на предыдущее. Если говорить об уровне подготовленности, то на начальном этапе он всегда низкий, мягко говоря. Отличие состоит в том, что новому поколению придется сложнее. Старое поколение на рынке очень сильно присутствует и сдавать позиции не собирается, новому придется самоутверждаться путем создания более эффективной бизнес-модели. Либо искать собственную нишу, что еще сложнее. При этом у нового поколения есть одно несомненное преимущество — ему посчастливилось жить в век Четвертой технологической революции.
— Да, о ней все знают, но, наверное, пока еще мало представляют, как она повлияет на бизнес?
— А для этого действительно нужна соответствующая подготовка и обучение. Например, Европейская академия инноваций ежегодно набирает в летнюю школу 600 человек. Наш университет стал единственным в России, получившим приглашение, — на три недели туда поедут семь представителей трех институтов БФУ имени Канта. Программа предполагает экспресс-обучение по теме создания успешного стартапа — от идеи до завершения. Читают лекции около сотни лекторов из MIT, Стэнфорда, Google и других ведущих мировых университетов и компаний. Я думаю, подобные образовательные проекты, в которых и наш университет, и школа бизнеса постоянно принимают участие, неизбежно повлияют на уровень знаний тех молодых людей, которые сегодня увлечены стартапами, живут идеями, но часто отрываются от реальности.
Многие практические вещи, которые не давались в университете прежде, мы тоже перенесли на традиционное обучение — бизнесу очевидно нужны не теоретики, а практики, даже если они только что получили диплом о высшем образовании
— Однако согласитесь, что до сих пор ведутся разговоры о том, что высшее образование оторвано от реальности, что вузы готовят специалистов, не востребованных рынком. Как меняется университетское образование?
— Для опровержения ваших слов об оторванности от запросов рынка скажу о новом методе, который внедряется в БФУ уже со следующего учебного года. В университете сейчас идет набор на программу «Высокие технологии и инновационные бизнес-системы» сразу в трех институтах: экономики и менеджмента, живых систем, физико-математических наук и информационных технологий. Мы соединяем биологов, математиков и IT с экономистами. Для чего это делается. Впервые у нас появляется программа, по которой студенты в течение двух лет изучают одни и те же научные курсы, проходят своего рода универсариум. Потом, в зависимости от своих интересов, предпочтений, желания развиваться в том или ином направлении, они выбирают и сознательно принимают решение, в каком институте учиться дальше, какую получать специализацию. Это так называемые «майнеры», которым мы даем возможность разных траекторий подготовки: от научной до предпринимательской. За семестр надо набрать 30 зачетных единиц, за четыре года — 240 единиц. Набираешь — получаешь диплом, который представляет собой набор различных знаний и рождает уникальную компетенцию, выстроенную индивидуально. На мой взгляд, это абсолютно правильный подход: биоинженеров учат экономике, а айтишники программируют для биологов или экономистов.
— В этом смысле бизнес-школа каким образом интегрируется в университет и университетские тренды?<br />
— Многие знания, которые преподаватели школы бизнеса раньше давали только своим слушателям, теперь преподаются на университетских курсах. Все курсы направлены на практическое использование — согласитесь, невозможно предпринимателям читать одно, а магистрам и бакалаврам совершенно другое. Разница только в степени глубины подачи материала. Многие практические вещи, которые не давались в университете прежде, мы тоже перенесли на традиционное обучение — бизнесу очевидно нужны не теоретики, а практики, даже если они только что получили диплом о высшем образовании. Школа бизнеса, в свою очередь, привлекла новый преподавательский потенциал. И совсем уже на стыке бизнеса и университета мы создали магистерские программы, работающие по известному модульному принципу школы бизнеса. Это очень интересный опыт обучения в смешанных группах предпринимателей и студентов — магистров университета. Даже время учебы коррелируется для таких групп по принципу, принятому в бизнес-образовании.
Хочу еще сообщить, что Калининградская школа международного бизнеса возвращается к программе «Развитие бизнеса: лучшая мировая практика». Мы держали паузу длиной в три года, за эти три года научно-технический прогресс в корне изменил многие направления деятельности. Мы не можем от этого процесса отставать. Поэтому сейчас договариваемся с канадским университетом по обучению наших предпринимателей по программе, связанной с бизнес-аналитикой, а с нашим традиционным сингапурским партнером — о том, чтобы получить представление о нейромаркетинге — маркетинге на основе нейросистем. Мы делаем акцент на этих совершенно новых направлениях, чтобы бизнес видел перспективу, знал о том, как мир собирается развиваться в ближайшем будущем, что новые знания создают не только новые сферы для предпринимательства, новые профессии, новые услуги, но и новые запросы потребителей, на которых на самом-то деле и стоит любая процветающая экономика — и в глобальном смысле, и в сугубо частном.
— На Петербургском экономическом форуме в очередной раз говорилось о том, что спад в экономике прекратился, но реальные доходы населения не растут уже несколько лет подряд. Когда потребительский рынок сжимается, бизнес сидит и ждет, что повысится платежеспособность, или ищет — с вашей помощью тоже — новые инструменты для развития?
— Потребительский рынок, безусловно, является критерием выхода из кризиса, одним из инструментов, связанных с развитием экономики. Когда уровень потребительской активности начнет расти, вот тогда мы точно выйдем из всех кризисов. Сейчас положение шаткое, но в отдельных отраслях уже заметно оживление — в туризме, автомобильном ритейле. На мой взгляд, наступил момент, когда маятник качнулся в сторону роста. Хочется верить, что это не временная волна. За всю историю школы бизнеса мы пережили несколько кризисов и всегда старались предложить продукт, адекватный запросу бизнеса в тех или иных условиях. После кризиса 98 года создали целый набор функциональных программ, позволяющих улучшать эффективность компаний. В 2008 году предложили проект построения конкурентоспособной компании. Сейчас предлагаем заниматься поиском эффективной бизнес-модели в условиях нестабильного рынка. Очень непростая программа, но она заставляет задуматься о другом подходе к бизнесу, сделать его дифференцированным, отличным от бизнеса конкурента. Вроде бы известные истины, законы рынка, но когда человек начинает задумываться о конкретике? Когда петух клюнет. Вот — клюнул. До 2000 года мы жили в условиях дефицита — и все продавалось, до 2008 года мы жили в условиях безоглядного потребления — опять все продавалось. Сейчас наступил момент, — может быть, первый раз в истории новой России, — когда предложение превышает спрос. Но надо понимать, что современный мир теперь создается экономикой знаний, а не экономикой материальных ресурсов, как все время до этого момента. Когда мы говорим, что имеем материальный — сырьевой, промышленный, технический — потенциал, то одного его уже недостаточно. Нужно иметь еще и нематериальный потенциал, связанный со знаниями, умениями и навыками работников, адекватными современным технологиям. И здесь задача сложнее, более долгосрочная, чем создание материальных активов, и нельзя выполнить эту задачу без развития образования, в том числе и своего собственного.
тел.: +7 (4012) 95-63-87, 95-62-98
lesia@kibs.ru
www.kibs.ru
Мода на стартапы: против или вместе?
Несколько вопросов Александру Баринову о том, убивают ли IT-стартапы традиционный бизнес
— Александр Яковлевич, задам часто встречающиеся вопросы о противоречиях нового и старого бизнеса. Традиционный бизнес привык бизнес развивать, стартаперы стараются от него избавиться — продать и забыть. Инвесторы несут деньги в стартапы и не хотят инвестировать в традиционный бизнес. Все хотят заниматься стартапами, никто не хочет заниматься предпринимательством. Все хотят быстрых и больших денег, а не многолетнего труда на процветание компании. Убивает ли мода на стартапы классическое предпринимательство?
Поспорил бы насчет «убивает». Мода на стартапы — это не мода, как вы говорите, а необходимость сегодняшнего дня. Опираясь на новые технологии, представлять новые товары, услуги, бизнес-модели. Я извиняюсь, появился вместо лошади паровоз — начал развиваться железнодорожный транспорт. Что плохого-то? Научно-технический прогресс не остановить. Кто лучше сможет запустить научные разработки в предпринимательскую среду, тот и победит. Поэтому я, если использовать вашу терминологию, за моду на стартапы, потому что они будут порождать совершенно новые виды услуг, продуктов и организацию работы с клиентом. Клиент все равно будет платить только за то, что ему нужно. Стартап, не стартап, традиционный бизнес, нетрадиционный бизнес — без разницы, ценность, создаваемая компанией, либо есть, либо ее нет. «Вестер» — традиционный бизнес, «Виктория» — тоже традиционный бизнес, но есть успешный традиционный бизнес, есть неуспешный. То же самое со стартапами. Традиционный бизнес был и будет, но он тоже будет меняться. Вдруг «Амазон», торгующий онлайн, купил большущую американскую сеть WholeFoods за $13 млрд. Зачем? Затем, что «Амазон» хочет совместить свой инновационный подход с традиционным. При этом и традиционный бизнес тоже лезет в онлайн-торговлю. Для чего? Да для того же самого — добиться экономического эффекта! Чем больше таких соединений традиционного с новым, тем лучше и для бизнеса, и для клиента.
Но какой-нибудь бизнес-ангел инвестирует в стартап, даже не думая о возврате инвестиций. А реальному бизнесу не хватает воздуха из-за отсутствия свободных денег на рынке. Не видите противоречия?
Противоречия нет, это законы рынка. Предприниматель создает бизнес, начинает его развивать, хочет заработать. Инвестор деньги имеет и тоже хочет заработать — на деньгах. Вкладывает туда, где чувствует, что потенциально может заработать. Естественно, что его привлекают нетрадиционные виды бизнеса, где есть конкуренты, где маржинальность низкая, он ищет что-то новое. Риск высокий? Очень высокий, но и отдача в случае успеха многократно превышает издержки.
Это новое отношение к капиталу, какая-то новая психология рынка?
Это психология любого предпринимателя, который живет в условиях неопределенности, тоже имея риски при инвестициях в свой же бизнес. Они меньше, естественно, чем при инвестициях в гипотетический успех стартапа.
Любовь Антонова Фотографии Егора Сачко