(Заметки на салфетке)
О чем думает Николай Власенко во время взлета самолета
Авторская колонка
Хороший возраст за пятьдесят: уже многие вещи не волнуют, в частности, полеты на самолете. Воздушные ямы, покачивания и уход на второй круг воспринимаешь уже не так остро, как в молодости. Даже интересно, а что сейчас выкинет атмосфера или эта коробка с крыльями и моторами. Тебе есть что вспомнить, не всегда хорошее, но есть что. Жизнь оставляет зарубки, которые саднят, ноют иногда, но позволяют думать, что все-таки события происходили и ты был им свидетелем или участником, и твое место в строю историй впечатано навечно. Пусть это были не великие события, но кто сказал, какие великие, а какие — нет. Просто какие-то становятся эпосом, а какие-то — случаем между длинной чередой других случаев. Значимость этих событий может определить лишь время. А для тебя самого они равновеликие, потому что — твои.
Так вот, взлетаешь, берешь бокал вина у любезной стюардессы, и память начинает выдавать сюжеты… А чего ей, памяти, еще делать в полете, особенно с вином и соответствующим настроением. Да, и, конечно, музыка памяти подыгрывает, или лучше — песни… Те, которые за душу, в которых каждое слово о тебе… Потом протрезвеешь, послушаешь снова, подумаешь, Боже, какую ерунду слушал, жена скажет: как такую хрень можно крутить и крутить?
Но потом опять аэропорт, пристегните ремни, две порции вина, пожалуйста, и песня… Та, что про тебя, про твои годы, про непонимание, и слеза, которую никто не видит. Но как же она сладка…
И вспомнятся юношеские терзания, обиды безумно красивых девочек, страх взросления. Потом институт и ожидание счастья, и где этот город Солнца, где можно забыть о будущем и жить настоящим, — возьмите меня, я готов… а-а-а…
И вспомнятся юношеские терзания, обиды безумно красивых девочек, страх взросления. Потом институт и ожидание счастья, и где этот город Солнца, где можно забыть о будущем и жить настоящим, — возьмите меня, я готов
Жена, дети, работа, и… и… И…
Господи, иже еси на небеси…
Я же романтик, и только притворяюсь серьезным, они меня заставляют, жизнь меня заставляет, все не так на самом деле, как говорят взрослые, как думают дети, все по-другому. У меня по-другому, но у кого-то же по правильному, скажи, Господи, у кого? У кого? Где этот человек? «Я хочу видеть этого человека!»
Но все молчат. Нет, они, конечно, говорят, но ты не слышишь. Вернее, слышишь, но понимаешь, — это не тебе. Тебе они ничего сказать не могут. А кто же тогда — тебе?
Бог?
Но он так сложно доносит до тебя свои советы, что зачастую все только запутывает.
«Сначала было Слово, и слово было у Бога, и слово был Бог…»
Хотя Толстой перевел Логос (от греч. λόγος) как — «Разумение»…
За что и поплатился…
Вот и осталось у меня только — Разумение.
Поэтому: аэропорт, пристегните ремни, две порции вина, пожалуйста, и…
…У каждого своя музыка, а потом у всех похоже …
Иллюстрации Маргариты Мироновой