Идеальная психологическая защита сублимирует напряжение через социально приемлемые цели. Защита общества от социальных конфликтов действует так же, считает Александр Пронин
Авторская колонка
Давным-давно услышал притчу о Черепахе и Лисе. В ней неповоротливая, но осторожная Черепаха очень страдала под тяжестью панциря, который давал ей защиту и кров, Лиса же время от времени пробовала на зуб это защитное сооружение и постоянно уговаривала Черепаху отринуть страх, позволить себе больше свободы и скорости. Черепаха сомневалась, Лиса продолжала напирать на свой отказ от мяса и увлечение буддизмом.
Дело не двигалось с мертвой точки до тех пор, пока Черепаха не увидела фильм о летающих в небе братьях и сестрах, скинувших тяжелый панцирь. Жажда полета и рассказы Совы о медитациях с Лисой над чашкой травяного супа привели к тому, что уже через пару дней сытая рыжая хитрюга делилась деликатесом с Волком, организовавшим съемки проморолика и сценарную подготовку
совиного выступления.
Изменения в обществе не протекают одномоментно. Будучи результатом усилий множества людей, каждый из которых преследует не всегда откровенно декларируемые цели, глобальные социальные процессы складываются из множества однонаправленных социальных действий. Общую сопряженность и повторяемость результатов обеспечивает не осознанное стремление изменить те или иные аспекты общественных взаимоотношений, а зачастую лишь схожая мотивация. Проще говоря, из тысяч Черепах одна стремится плавать, вторая — летать, третья — кататься на коньках. А мотив снять панцирь у них один: якобы только он мешает расправить плечи и стать счастливым.
Серьезные изменения требуют и серьезной подготовки. Стадиальность соцпроцессов — естественное проявление инерции человеческого мышления. Сложные решения принимать гораздо легче, если разбить их на этапы. Так, женский вопрос, активно обсуждаемый с конца позапрошлого века, в лице Розы Люксембург и Клары Цеткин как будто был решен больше сотни лет назад, но основная масса женщин получала свои права и свободы постепенно, начиная с реализации банального желания носить «удобные» брюки. Которое, кстати, подогревалось медийными персонами соответствующего времени: от Коко Шанель, превратившей рабочую униформу в произведение портновского искусства, стоившее немалых денег, до Марлен Дитрих, брюками демонстрировавшей достоинства своей фигуры, — гаранта ее успешной кинокарьеры.
Заметим, что активная фаза рекламы брюк как идеальной одежды для спорта и работы совпала с началом Первой мировой войны, когда отсутствие мужчин заставило женщин встать к станку. В пышных корсетах и длинных юбках производительность дам была бы невелика, а послевоенные возможности легкой промышленности просто не позволяли снабдить всех пышными платьями. Вскоре, почти не дав миру передышки, началась Вторая мировая. Индустрия моды в очередной раз учла текущие возможности текстильного производства, рекламируя узкие брюки без карманов, отворотов, излишка деталей и аксессуаров, которые, конечно же, отражали лишь желания и чаяния женщин быть красивыми. Как и джинсы в 50‑х, превратившиеся из робы старателей и пастухов в модный мастхэв женского гардероба себестоимостью в три копейки, но с лакомой розничной наценкой.
Но давайте будем справедливы. Борьба женщин за свои права и феминизация текущего социального дискурса — не только результат войны бизнеса за целый кластер потребителей. Воздадим должное тем, кто снимает фильмы о женщинах-солдатах и воинах. О дамах во главе модных журналов и активистках, борющихся за ликвидацию перегибов на местах путем социальной рекламы. Жаль, наверное, что не так много в искусстве примеров фемино-политиков, волчиц с Уолл-стрит и глав преступных сообществ в юбке, но, возможно, это вопрос времени.
С другой стороны, феминизм как проявление ряда процессов (кооперация разрозненных женских сообществ, их конкуренция с традиционными мужскими, дальнейшее приспособление и легитимизация новых норм и социальных взаимодействий) — не единственное явление, отражающееся в культурном коде современного социума. Компромисс и ассимиляция, которые должны были стать залогом успешного развития глобального мультиэтнического общества, — главная причина смены цветовой палитры актерского состава большинства национальных фабрик грез. Как, впрочем, и героев текущей новостной ленты.
Конкретные изменения в социальной среде, ведущие вместо распропагандированных компромиссов и терпимости к обострению социального конфликта, неизвестны, но видя растущую пропасть между доходами прослойки «старых денег» и молодого «мультикультурного» сообщества, можно с высокой долей вероятности предположить, что уделом целого ряда люксовых и чуть пониже брендов так и останется пласт потребителей, завоеванных еще в начале активной конкурентной борьбы на заре зарождения свободного рынка. А жестко отстроившихся от них любителей этнического стиля подхватят продвигающие себя в качестве альтернативы марки, в наценку которых включены взносы на борьбу за равенство конфессий, против бедности или какие-либо еще благоглупости. Тощим Черепахам неправильного цвета вместо красивого полета предлагается хорошо кушать и носить облегченный цветной щиток с сигнальными полосами.
Не случайно первым темнокожим, получившим «Оскар» за главную мужскую роль, стал в 1964 году Сидни Пуатье за картину «Полевые лилии». В фильме герой бесплатно учит авторитарных монахинь из Старого Света английскому языку, возит их на мессу в соседний храм, а затем и строит им церковь, не получив в итоге даже благодарности. До сих пор участие в рекламе афроамериканцев зачастую означает, что ролик будет юмористическим: от классического Wazaaaap! от Bud до Old Spice с сияющим, как начищенный цент, Терри Крюсом.
Это, конечно, не старые недобрые времена, где цветные персонажи были особенно популярны в рекламе моющих средств (например, Fairy, столь любимого деревней Вилларибо), отбеливающих бедняг до приемлемого христианина-англосакса. Теперь уже очевидно, что даже сияющий новый мир Железного Человека и Капитана Америки не в состоянии вывезти ни Черную Пантеру из Ваканды, ни Ваканду из него. И вместо сказок о погоне за счастьем от начала нулевых пришла альтернативная кинореальность, где Красная Шапочка способна спрятаться от Серого Волка, просто перестав мигать и улыбаться, а из сорока оттенков тонального средства от Fenty Beauty by Rihanna лишь пять штук подойдут средней европеоидной актрисе.
В заключение можно сказать следующее. Социальная неоднородность общества — это данность, существующая отдельно от желаний его представителей, обусловленная в первую очередь неоднородностью распределения физиологических и интеллектуальных возможностей средних индивидуумов. Конфликты — закономерное следствие различия в итоговом уровне доходов, власти, престижа, образования и так далее. Сглаживание острых социальных конфликтов ведется в нескольких направлениях: путем осознанного перераспределения благ (социальная ответственность). Через пропаганду социальной терпимости вместе с формированием эмоционально-психологического барьера перед эскалацией социального конфликта (см. “А то будет, как на Украине), а также повышение уровня индивидуальной удовлетворенности через избыточное потребление как классическое проявление сублимации негативного опыта при помощи социально приемлемого поведения. В общем, мечты о полете — лучший способ отвлечься от мыслей о том, что тебя постоянно хотят сожрать. До тех пор, пока это всего лишь мечты.
Иллюстрации из архива редакции