Когда есть бульдозеры и понимание

В придании территории статуса исторического поселения есть плюсы и минусы. Плюсы в том, чтобы уберечь центры прибрежных городов от уродующей дома «реконструкции». В минусах – риск потерять даже то, что сохранилось. Об этом мы поговорили в редакции «Королевских ворот»¹⁶⁺

     Антонова: Мы хотим поговорить на тему сохранения исторических центров наших прибрежных городов.

     Антонов: В Российской Федерации есть законодательная основа регулирования исторической застройки. Есть понятие об исторических поселениях. Схема примерно такая: сначала нужно обозначить города с историческими поселениями регионального значения, что в компетенции правительства Калининградской области. После этого сделать проект внутренних границ. Ведь понятно, что не вся территория города является исторической. И разработать регламент охраны. Правила землепользования и застройки позволяют занести это в дополнительную информацию, которая на территории исторического поселения регулирует уже материалы, цвет, архитектурный облик, помимо того, что правила сегодня и так регулируют: высоту и плотность застройки. Это общая схема, многие сейчас ею пользуются. В Татарстане перечень исторических поселений регионального значения утверждён постановлением кабинета министров в 2015 году. В Московской области перечень исторических поселений утверждён десять лет назад. Там 22 исторических поселения, причём два из них не очень-то очевидны. Например, город Чехов, где есть усадьба, но она даже не в городе. В Ростовской области шесть исторических поселений, где такой перечень является приложением к закону Ростовской области о памятниках истории культуры Ростовской области. Я вчера пытался разобраться, как у вас. В Калининградской области есть закон об объектах культурного наследия, в котором статья 16 очень детально и дельно описывает основания для придания статуса исторического поселения конкретному населённому пункту. Но в 2020 году в Калининградской области нет ни одного исторического поселения.

     Антонова: По каким критериям город может обладать статусом исторического поселения?
     Антонов: На этот вопрос ответило Министерство культуры РФ письмом от 24 октября 2019 года, просто перечислив критерии. Прибрежные города вряд ли можно отнести к поселениям, сыгравшим значительную роль в отечественной истории. Тем не менее, все остальные критерии соответствуют: уникальное поселение или его часть, являющаяся исключительным свидетельством исторической градостроительной деятельности и культурных традиций. Традиции использования приморских городов не изменились — как они были курортными, так и остались. Со дня возникновения прошло не менее ста лет — всем уже больше. Выраженная историческая идентичность и историко-культурный потенциал — имеются. Наличие исторически сложившейся части поселения, поддающейся четкой локализации, — есть. Наличие значительного числа ценных исторических зданий и сооружений, формирующих историческую планировочную структуру, переводя на русский язык, — наличие установленных законом официальных памятников и объектов культурного наследия регионального значения. Тоже имеется.

     Антонова: Кто может быть инициатором придания городу статуса исторического поселения?
     Антонов: Местное самоуправление, общественные организации — достаточно широкий перечень инициаторов.

Зеленоградск

     Антонова: Однако, имея перечень охраняемых памятников культуры, похоже, никто не озабочен сохранением целой территории, даже небольшой.
     Антонов: В Светлогорске в Правилах землепользования и застройки (ПЗЗ) есть граница исторического поселения, которую город хотел бы сохранить.
     Бондаренко: Да, есть граница, установленная с целью согласования внешнего вида любых объектов, строящихся в этом месте.

     Антонова: Сколько у вас объектов, обладающих статусом объектов культурного наследия?
     Бондаренко: Несколько десятков.

Зеленоградск

     Антонова: Все они находятся в границах старого города?
     Бондаренко: Нет, конечно, они есть и за пределами его границ. Проект конкретной реконструкции согласовывается со службой охраны памятников, в том числе и по применяемым материалам. Примеров [хорошей реконструкции] в Светлогорске немало, самый яркий — перекресток улиц Октябрьской и Гагарина, вилла Хартман. Отель воссоздан в первоначальном виде, надеемся, начнёт работать. На той же улице, в самом центре, идёт реконструкция ещё двух гостиниц. К сожалению, более медленными темпами, чем хотелось бы.

Зеленоградск

     Антонова: Кто следит за тем, насколько адекватно происходит реконструкция? Я специально перед этой встречей съездила в Зеленоградск. Примеры реконструкции исторических зданий в Зеленоградске могут повергнуть в шок не только туристов, но и любого, кто примерно представляет, каким был и мог бы быть этот город. Рубероид вместо черепицы, вместо брусчатки — жёлтенький кирпич, башни из серебристого нержавеющего металла, пенопластовые «архитектурные излишества». Не нужно быть профессиональным архитектором, чтобы сказать: «Это ужасно». Кто это контролирует и кто на это влияет?

     Заливатский: Ну как — кто? Мы сейчас реконструируем Дом культуры, памятник местного значения. Проектирование началось с того, что приехали подрядчики сделать трёхмерное сканирование здания. Предполагается, что они его полностью разберут и соберут из новых материалов. Мы, то есть муниципалитет, ставим техническое задание создать внутренние помещения под наши нужды: детские кружки, сцена, зал в соответствии с нормами пожарной и санитарной безопасности. Внешне фахверковое здание должно остаться прежним. То есть, муниципалитет — заказчик, он выставляет требования. Когда же заказчиком выступает частник, формально на него повлиять очень сложно.

Зеленоградск

     Антонова: Алексей, подождите, одно дело — строить в поле, где кончается старая застройка, другое — на променаде, в исторической части города. Наверняка же должны быть ограничения, обременения.
     Заливатский: В Градостроительном кодексе таких обременений не указано.
     Антонов: Только при условии попадания территории в зону охраны, как памятник истории или культуры. Если в зону попал — обременение есть. Если не попал — всё, делай что хочешь, и не важно, что до исторического дома 50 метров.

Зеленоградск

     Антонова: Поэтому я и спросила, кто является инициатором получения статуса. Муниципальные власти, вероятнее всего, не заинтересованы в том, чтобы какая-либо подчинённая им территория обладала статусом исторической застройки.

     Гришковец: У меня куча вопросов. Регламент, цвет, заборы и прочее — это ладно. А вот какой статус приобретает город сейчас? Он приобретает его и будет сохраняться в таком виде, в каком находится? Понимаете, я столкнулся с этим. Дом, в котором я живу, — памятник архитектуры, построенный в 1934 году, а взят под охрану в 1974 году. И был курьёз. В доме были заложены окна, частично перестроена крыша, утрачена часть пристроек. И меня обязали его воспроизводить в том виде, в котором он был взят под охрану в 1974 году. С какими-то решётками нелепыми. То есть абсолютно изуродованный дом. У нас не было экспертов в Калининграде, я привёз эксперта из Санкт-Петербурга. В итоге мне предложили заплатить 200 тысяч рублей, чтобы просто вывести дом из реестра охраняемых памятников. И хоть сожри его после. А я хотел как раз заниматься домом, выяснить исторический цвет. А он был в совершенно невозможном состоянии, этот дом. Мы сейчас говорим про какие-то части того же Зеленоградска. Исторические дома сейчас в настолько переделанном состоянии, что в том виде, в котором они находятся, они уже не являются объектами исторического наследия. Или их нужно заставлять переделывать? А если это частная собственность. И как?
     Антонов: Это и есть тема правильной и тщательной разработки предмета охраны и регламента. То, что вы говорите: поставлен на учёт в виде 1974 года. Это просто низкое качество разработки предмета охраны! По идее, паспорт памятника должен был привести к историческому состоянию. Для остальных зданий, одноэтажных, например, с деревянными балконами, не являющихся памятниками, регламенты должны устанавливаться менее жёсткие. Но это вопрос квалификации. Понятно, что в России специалистов по деревянному зодчеству чуть побольше, чем специалистов по католической архитектуре.

Светлогорск

     Антонова: Одно дело — дать территории статус исторического поселения, и тогда в Зеленоградске никто больше не построит такое убожество, не «отреставрирует» гостиницу с железными блестящими куполами. Другое — идти по пути сохранения отдельных исторических объектов, не претендуя на сохранение всей территории. Что реальнее?

     Генне: Статус исторического поселения — это футуристическая перспектива, к которой, надеюсь, мы когда-нибудь придём. У нас в стране очень много неразвитых институтов, включая отношение к объектам культурного наследия. Плюс есть ещё такой специфический фактор: наше наследие — не российское. Калининград — единственный город [в России], где есть остатки тевтонского замка. В других городах в центре города обычно стоит кремль. Любые попытки архитекторов и политиков эти темы обсуждать ничем не заканчиваются. Потому что сразу же появляется политический аспект.
     Я когда-то приводил статистику о количестве архитекторов на душу населения в Калининградской области, это приблизительно 13-15 человек на 100 000. Часть из них не практикует. Сколько у нас специалистов в области охраны объектов культурного наследия? Я знаю трёх. На 1 500 памятников у нас, грубо говоря, три эксперта, которые могут что-то профессионально подготовить. Это частично относится к развитию общества, частично — управленческая тема.
     Охраны объектов культурного наследия касается 73-й федеральный закон. Его исполнение в первую очередь связано с учётом, во вторую — с охраной. На 1 500 объектов — пять человек в штате [службы охраны памятников]. Это глобальная и колоссальная работа, которой реально никто не занимался. Поэтому необъективно за неё спрашивать.
     По поводу качественной или некачественной работы. Любая проектная документация будет называться не реконструкция, не строительство. Она будет называться «сохранение объекта культурного наследия». В штампе на обложке вы увидите именно такую лексику. Но даже некачественная реконструкция — плохо отреставрированное здание — будет законсервировано и когда-нибудь общество его переоценит и к нему вернётся, — намного лучше, чем средовое преступление. Все объекты находятся в контекстной среде. Если рядом происходит что-то неадекватное, с той же этажностью, то, конечно, [историческую среду] это гробит. Если рядом возникнет и будет узаконена какая-то чумбасня в стиле «романтический капитализм», произойдёт непоправимое. Напротив Кафедрального собора построили здание, несопоставимое по объёму и масштабу, и собор превратился в церковную лавку. Если мы получим статус исторического поселения с нашей неготовностью всё это обработать, погибнут последние памятники.

Светлогорск

     Антонова: Но есть же примеры! Например, улица Красная в Калининграде, на ней достаточно домов — памятников архитектуры, их стали ремонтировать по обычной программе капитального ремонта. И отремонтировали блестяще. В том же Зеленоградске капитальный ремонт памятника архитектуры превращается в издевательство над ним. Может быть, есть какие-то способы это регулировать?
     Генне: Я много раз об этом говорил и общался с руководителями Зеленоградского района, на что они отвечают: «А у нас другое мнение».

Светлогорск

     Антонова: Об этом и речь. Может быть, есть какие-то способы на это мнение повлиять?
     Генне: На современном этапе надо работать с регламентами отдельных городов. В Светлогорске очень хорошая практика, как говорит губернатор [Антон Алиханов], — новых демократических традиций Калининградской области. Светлогорск показал себя и остановил несколько [градостроительных] ошибок.

Светлогорск

     Антонова: В Светлогорске же есть идеальный пример. Жители не дали построить на променаде многоэтажную гостиницу под простонародным названием «стакан». Это пока самый выдающийся пример влияния общественности на градостроительную политику муниципалитета. Во что вылился этот опыт?
     Бондаренко: Мне кажется, это вылилось в ряд системных решений. Вся градостроительная политика ушла под управление правительства области. Градостроительные планы земельных участков и разрешения на строительство выдаются там. Второй момент. Собственно, мы с него начинали. Есть градостроительный совет при губернаторе Калининградской области, можно по-разному к нему относиться, но в его составе архитекторы, принимающие решения о внешнем виде новых зданий. Отрегулирована этажность. Есть уже охранные зоны у многих объектов, включая водонапорную башню и органный зал. На мой взгляд, за последние несколько лет много сделано в Светлогорске.

Светлогорск

     Антонова: Где граждане в этой работе?

     Бондаренко: Мы с правом совещательного голоса ввели в состав градосовета активного жителя Светлогорска. Это Ольга Аверина. За последние полгода точно, каждый раз, получая материал от градостроительного совета, она обсуждает его с другими жителями Светлогорска, собирает замечания, а потом озвучивает позицию на том же градостроительном совете.
     Гришковец: А факт получения статуса исторического поселения разве не зафиксирует то состояние, какое есть, и не остановит строительство тех самых чудовищных зданий?
     Генне: Ограничивать строительство убогих зданий можно и без статуса. Через правила застройки землепользования, установление регламентов на конкретной территории. Плюс в Светлогорске есть конкретные территории, являющиеся историческим центром. Все, что там происходит, — строительство новых зданий или реконструкция — должно в обязательном порядке проходить через градостроительный совет.
     Но это если собственник — не «физлицо». Тогда облик будущего здания — его личная ответственность.
     Гришковец: Вспомним этот чувствительный объект на улице Чапаева (в Калининграде). Японское консульство так называемое, его хозяйка живет где-то на Сахалине, и ей дела нет… Сколько у нас примеров, когда в частных руках находятся памятники архитектуры, которые разрушаются уже много лет.
     Генне: Огромное количество. Часть из них стала примером некачественной приватизации, спекуляций и так далее. Вся улица Тельмана скоро просто рухнет. Зачем это покупалось? Точно не для восстановления. У службы по охране объектов культурного наследия одна из основных функций — надзор. Пугать штрафами, чтобы [частные владельцы] что-то делали, консервировали, разрабатывали проектную документацию. Работа почти шерифская, мощная практика большого полицейского подразделения. При имеющихся ресурсах — работа невозможная.
     Заливатский: Регламенты есть в каждом муниципалитете. Там четко прописана, например, высота забора, его прозрачность не менее 70 процентов и так далее. Но когда приходишь выписывать предписания, тебе говорят: «А я уже построил». Регламенты не все решают. Действительно, попробуй найди на этой Камчатке или Сахалине хозяина виллы, в которую он приезжает раз в году на неделю.
     Мы собираемся делать реконструкцию центральной улицы Янтарного — улицы Советской. Уже всех уведомили, что заборы придется сносить.

     Антонова: Что говорят?
Заливатский: Как всегда. Пусть сначала сосед снесёт, потом я подумаю. Но это всё решаемо, потому что есть бульдозеры и понимание необходимости.
     Чечин: На мой взгляд практикующего архитектора, всё получается, когда соблюдается несколько условий: грамотные архитектор, исполнитель, понимающий заказчик. И когда есть деньги, которые не кончаются в самый неподходящий момент. Мне везло с такими заказчиками. Хотя разговаривать с ними очень сложно: они определили для себя сумму строительства и не хотят тратить ни копейки больше. Они слушают, что говорит архитектор, но готовы добиться своей цели любой ценой. Поэтому лучше пытаться переубедить на начальном этапе. Иногда это получается, и человек начинает смотреть другими глазами.

Янтарный

     Антонова: Хотите сказать, что есть хорошие архитекторы и плохие архитекторы?

     Чечин: Есть архитекторы, осознающие свою ответственность, а есть не осознающие. И это не связано с их компетентностью.
     Гришковец: Воля должна быть у архитектора.
     Чечин: Но чаще всего воли у архитектора нет.

     Антонова: Давайте поговорим о новом строительстве. Градосоветом одобрено строительство гостиницы под условным названием «Летящая чайка» на променаде в Зеленоградске. И новый комплекс в Светлогорске, правда, не в исторической части. Ничем принципиально новым эти проекты не отличаются.
     Генне: Я считаю, первая линия в Зеленоградске просто не сформирована. Там то советская постройка, то полуразрушенные здания, то довоенные здания. Вот эти незаполненные места стоит заполнять через некую концепцию. Как и Курортный проспект. Никто этим, правда, не занимается. А я считаю, что это личная ответственность руководства администрации и архитектора.
     Антонов: Застраивая свободные пятачки некими достаточно стандартными объектами в прибрежных городах, никто не делает оценки их экономического эффекта и целесообразности. Строят жильё, а не объекты современной медицины, например. Я не слышал, чтобы обсуждали проекты с экономической точки зрения.
     Заливатский: Полтора года назад мы реализовывали на аукционе прекрасные участки вдоль парка Беккера. Я вчера прогулялся, посмотрел, как и что люди строят. Цены на участки были довольно высокие. И что мы видим? Коробка, три этажа, крыша. Удивляешься: человек вложил большие деньги в землю, в коммуникации, в строительство — добавил бы денег архитектору! Но я не имею права и слова сказать: нет нарушений Градостроительного кодекса, высота разрешённая.
     Антонов: Институт «Стрелка» разработал объёмно-пространственный регламент. По сути, это попытка внести в Градостроительный кодекс возможность дополнительного регламентирования застройки. Кроме основных объемных параметров, попытаться регламентировать визуальные характеристики. Вроде процента остекления фасада, угла наклона кровли и так далее. Законопроект обсуждается, дойдёт ли до реализации, неизвестно. Но есть вероятность, что какие-то дополнительные легальные инструменты появятся.
     Гришковец: Единственное, что нужно — законодательные инициативы. Мы, здесь собравшиеся, можем признать, что это необходимо сделать как можно скорее.
     Заливатский: Глав [муниципалитетов] избирать только из числа тех, кто получил художественное образование.
     Гришковец: Многие искренне считают мой дом на Верхнеозёрной некрасивым. Но не у всех есть вкус. Некоторые считают некрасивым стиль «баухаус», нашу архитектуру называют приземистой, невыразительной, но это же невозможно — взять и переубедить.

Любовь Антонова
 Фотографии Александра Подгорчука