И до Пугачевой доберутся

Все статьи

Контекст

Отборщик программы «Двухнедельник режиссеров» 12+ в Каннах и Международного кинофестиваля в Пинъяо 12+ Алена Шумакова о раздробленности российского кинематографа, режиссерах, ищущих индульгенцию, и о том, почему европейский зритель не скучает по русским фильмам

     — В этом году вы входите в состав жюри "Балтийских дебютов«0+. Какие впечатления от фестиваля?
     — Впечатление о любом фестивале обычно складывается в первые дни, и «Балтийские дебюты» — не исключение. Вчера у нас был насыщенный день, видели природу, архитектуру и даже забеспокоились, как после такого эмоционального накала будем смотреть кино. Впечатления самые позитивные еще потому, что у фестиваля есть такая площадка, как «Янтарь-холл» — редкий фестиваль не «А» класса обладает настолько удобным и абсолютно адаптированным к фестивальным задачам пространством. На мой взгляд, это делает «Балтийские дебюты» одними из самых привилегированных в Европе.

     — Я несколько раз встречала мнение, что в этом году программа «Балтийских дебютов» сильная, как никогда прежде.
     — В России есть несколько фестивалей, которые замечательно начинали, а затем внезапно закрывались — так было с фестивалем дебютов в Омске, который спустя пять лет прекратил существование по вине или по воле местной администрации. Как правило, причины закрытия носят финансово‑административный характер. Не могу согласиться с мнением о «Балтийских дебютах»: и два, и три года назад программы были насыщенными и интересными. Думаю, высокий уровень в этом году связан с фильмами, вызывающими большое любопытство у профессионалов, и с интересом к балтийскому региону. Я имею в виду льготы для режиссеров, которые ввели в Калининграде, Литве и Латвии.

     — Программы рибейтов?
     — Да, они работают потрясающе. Например, вчера мы смотрели норвежскую картину "Феникс"16+, значительная часть которой профинансирована литовскими киностудиями. Возможность снимать кино в копродукции, опираясь на финансовые льготы страны, очень важна, особенно для дебютантов. Это положительно отразится на качестве российского кинематографа в целом.

     — Как российское кино воспринимают за границей?
     — Отношение меняется из года в год. Существует, например, феномен румынского кинематографа, который сейчас, может быть, немного сходит на нет. Отдельное внимание приковано к женщинам-режиссерам. Русское кино по-прежнему пользуется успехом, если фильм затрагивает зрителя, попадает в общую тенденцию, настроение. Какого-то заранее ангажированного интереса к нему, как и к любому другому, разумеется, нет. При этом российское кино воспринимается как феномен отдельных имен. Есть Андрей Звягинцев, Александр Сокуров, Кантемир Балагов, который со своей второй картиной уже завоевал олимп мировой режиссуры, интересен творческий союз Алексея Чупова и Натальи Меркуловой. Но, смотря фильм, европейский зритель не может уверенно сказать, что он — российский.

     — А стереотипы о российском кино есть?
     — Остается стереотип загадочной русской души, европейцы по-прежнему ждут от русских поэтического артхауса. С другой стороны, на поэтический артхаус способны и режиссеры из Палестины, поэтому нельзя говорить, что стереотип всегда срабатывает. Гораздо чаще приходится сталкиваться с ним внутри страны: отвергнутые фестивалями авторы считают, что интерес к картине определяет социальная тема, которая в ней поднимается. Но это не так, и если режиссер будет ориентироваться на стерео-типы, он провалится, потому что фильм потеряет оригинальность. Жюри выбирает картины, которые говорят сами за себя. А еще бывает, что стереотип создает сам фильм: например, стереотип страдающей русской семьи в работах Звягинцева.

Контекст

Кадр из фильма «Левиафан»18+ Андрея Звягинцева

     — Имя Андрея Звягинцева — величина, с которой вряд ли будут спорить. При этом есть большое количество других российских фильмов, как, например, "Сталинград«12+, более успешных в прокате и более спорных.
     — Мы вместе с Марко Мюллером (итальянский кинопродюсер, в разное время возглавлявший фестивали в Венеции, Роттердаме, Локарно. — Ред.) проводили специальный показ      «Сталинграда» — первого российского фильма, снятого в IMAX 3D, — в Риме. Зрителю картина очень понравилась, она была прекрасно принята публикой в Китае, получила там бешеный успех в прокате. «Сталинград» — наглядный пример того, что российское кино может быть коммерчески успешным за границей.

     — Получается, скепсис несправедлив, раз картину высоко оценили профессионалы и зарубежные зрители?
     — Да. Неприятие «Сталинграда» в России во многом обусловлено нашей глубокой вовлеченностью в эту историю. За рубежом, особенно в Европе, которая абсолютно искренне считает, что Вторую мировую войну выиграли американцы, не было такой критики. Европейский зритель оценивал «Сталинград» беспристрастно, для него он ничем не отличался от других.

     — Недавно в Светлогорске проходила творческая встреча с Алексеем Учителем, где он презентовал будущие работы — фильмы о Викторе Цое и футболисте Эдуарде Стрельцове. Вам кажется это своевременным?
     — Мне кажется, это избыток нашего советского воспитания. К сожалению, сегодня многие мастера искусства убеждают себя, что фильмы о космосе, спорте, Викторе Цое — запрос времени. Подождите, они и до Пугачевой доберутся (смеется). Назвать такие картины современными сложно, скорее, это пропагандистский маневр. В советские годы соцреализм был индульгенцией, позволявшей режиссерам существовать. Сегодня многие продолжают искать индульгенцию и считают, что официальное признание равно народному.

     — Отклик у зарубежного зрителя такие картины не найдут?
     — Они могут пользоваться большим коммерческим успехом, особенно в Китае и странах бывшего СССР. Но я не думаю, что они отражают лицо российского кинематографа.

     — В беседе с режиссером Марко Беллоккъо для журнала "Сеанс"16+ вы предложили ему с позиции филолога найти слова-ключи, чтобы составить матрицу современного кинематографа. Какие слова-ключи подходят российскому кино?
     — Найти их будет довольно сложно. Поколение Алексея Попогребского, Бориса Хлебникова, Николая Хомерики, Василия Сигарева не так активно, несмотря на то, что у Хлебникова была прекрасная "Аритмия«18+, а Попогребский с Сигаревым не сидят сложа руки. Волна закончилась, начинается что-то новое. Связано это новое с социологическими и экономическими изменениями или просто приходит новое поколение талантов, сейчас сказать трудно, поэтому первый «ключ» — раздробленность.
     Рассуждая об общей матрице, считаю важным перечислить имена режиссеров, которые говорят сейчас, а главное, будут продолжать говорить. Первым я назову Кантемира Балагова — это, в общем-то, избитое место, но не буду от него отрекаться. В один ряд с ним я поставила бы Александра Золотухина, Владимира Битокова. Вместе с тем назвала бы Александра Миндадзе — поздно начал снимать, поэтому его тоже можно считать дебютантом. Многого жду от Петра Левченко, интересно, что делает Валерия Гай Германика.

Участие картин в главных мировых фестивалях — лакмусовая бумажка, которая отображает состояние кинематографа той или иной страны

     — Какую идею экспортируют эти режиссеры?
     — Как показывает пример Звягинцева и успех первой картины Балагова, это универсальная идея семейных отношений, человеческой личности, общества. На мой взгляд, лучший экспортный продукт — авторское видение этих взаимоотношений.

     — А политика?
     — Большие авторы сейчас не затрагивают политику и другие актуальные темы. Сокуров всегда разделял заявления и киноязык, Звягинцев говорил в интервью, что не видит смысла поднимать эти вопросы. Я вижу в этом некую разочарованность, поэтому не удивлена, что режиссеры, чьи имена узнают, чаще обращаются к нашему прошлому — поиск ответов на вопросы сегодняшние лежит во вчерашнем дне. На сиюминутном матрицу создать не получится. Только время покажет, какой фильм — «Сталинград» или "Левиафан"18+ — окажется ценнее с той точки зрения, что сумеет больше рассказать о своем времени.

     — Эта раздробленность, о которой вы говорите, влияет на имидж российского кинематографа?
     — Безусловно. То, что старые имена подвергаются сомнению, а новые еще не до конца утвердились, приводит к тому, что ни в Берлине, ни в Каннах, ни в Венеции, ни в Локарно русские картины не участвуют в основном конкурсе. Участие картин в главных мировых фестивалях — лакмусовая бумажка, которая отображает состояние кинематографа той или иной страны. Не знаю, влияет ли на это общее ощущение от имиджа России. Все же, как мне кажется, есть невольная враждебность, полити-ческое осуждение, которое плавно переходит в отторжение российской культурной действительности.

Контекст

     — Александр Роднянский считает, что кинематограф — если говорить о нем как о бизнесе — давно превратился в консервативную индустрию, в которой все, в отличие от новых медиа, живет в заданных рамках, как черная металлургия. В интервью Meduza16+ он говорил, что это универсальная тенденция и нет места для прорывов. Вы согласны?
     — Абсолютно. При этом я бы добавила, что Россия обладает даже большим потенциалом, чем Европа, где для авторского кинематографа не осталось места. Привилегия России в таких продюсерах, как Роднянский, которые собирают профессиональную пирамиду финансирования авторского кино. Благодаря слаженному механизму финансирования авторский кинематограф еще держится на хорошем уровне во Франции, но в Италии и Германии — провисает. Там остается несколько самодостаточных режиссеров, но если ты не Марко Беллоккъо, собрать бюджет невероятно сложно.

     — Зарубежный зритель заметил, что российских картин нет в основных конкурсах?
ф— Только любители кино, которые, как вы понимаете, составляют меньшую часть аудитории. Большая не приучена к русскому кино, потому что даже в прокат оно выходит довольно точечно. При эксплуатации коммерческих продуктов мы оказываемся в ситуации, когда в любой стране — России, Китае, Испании, Германии, Франции — приходится соревноваться с национальным кинематографом и американским. Сегмент зарубежного кино крошечный, представление друг о друге есть только у стран-соседей, в Европе о России они весьма смутные. Поэтому, к великому сожалению, отсутствия российских фильмов никто не замечает.

     — Помогут ли съемки фильма на языке страны, где проходит фестиваль?
     — Нет, язык не играет роли для фестиваля. Копроизводство с Францией может помочь получить больший вес в Каннах, но в той же Италии наличие местного сопродюсера или актеров не имеет значения.

     — Как приучить зрителей к российскому кинематографу?
     — Можно взять пример с Франции, где систематически проходят показы французских фильмов, на которые приглашают дистрибьюторов и, заметьте, журналистов. Недели русского кино, напротив, часто делаются случайными людьми и ни к чему не могут привести, пока не превратятся в мощную систему поддержки, которой должны обладать и посольства за рубежом. Все знают, что финансирование культурных отделов минимальное. Если сравнить их с бюджетом других стран, станет понятно, почему российское кино не так популярно, как могло бы быть. Не хочу скатываться в критику Министерства культуры, куда немедленно и неизбежно приходят все разговоры о русском кино. Если бы в критике был какой-то смысл, все было бы иначе.

Софья Сараева
 Фотография Егора Сачко и с сайта «Кинопоиск»