Абстрактное письмо с небес

Все статьи

Арт-маркет

Лев Шерстяной знакомит нас с собственной мастерской и рассказывает о чувствах и правилах, которые он нарушает

Мастерская художника находится в одном из домов на улице Шевченко. За окном — настоящий калининградский пейзаж с характерным смешением эпох: раскопки Королевского замка, Дом Советов, советская панельная застройка и острые башни Кафедрального собора. Посреди светлой комнаты стоит стол, две трети которого занимают открытые краски. На оставшемся пространстве — скромная посуда и ваза с грушами. Художник робко извиняется, ошпарил фрукты кипятком, и кожица потемнела. Возле окна стоит старый станок, на котором Шерстяной напечатал с тысячу экслибрисов. У двери — потрепанный плюшевый лев, на полках — иконы и книги. Среди ровных корешков замечаю альбом с работами калининградского мастера Валерия Морозко, в память о котором Лев напечатал серию «Погибший ландшафт». Рядом сборник с репродукциями французского живописца Фернана Леже.
     — Всегда показываю его работы студентам, — рассказывает Шерстяной. — Это замечательный художник-монументалист с удивительной пластикой.
     На стенах висят репродукции Модильяни, работы Шерстяного из цикла «Ангелы и люди» и цветное исполнение рисунков тушью из последнего цикла «Прусская элегия». Живопись художника словно дышит светом: синий переливается, будто был покрыт глазурью, а бархатистый лимонный создает впечатление, что перед нами витраж. При разглядывании серии вспоминаются мотивы «Искушения» Пикассо — схожая пластика, цирковые сюжеты. При этом центральным образом на картинах Шерстяного остаются женщины: Мадонны с детьми на руках, художницы и фольклорные героини.
     — Я рисую только женщин, ангелов и детей, — говорит мастер. — Потому что мы, мужчины, живем ради этого.

 

 

     Главные женщины в жизни Шерстяного — мать и бабушка. Обе жили в Паланге, затем мать репрессировали. В лагере в Казахстане она родила Льва и его брата Валерия (поэт, издатель. — Ред.). Бабушка была обычной крестьянкой, работала на табачной фабрике и всю жизнь таскала мешки на сгорбленной спине. История собственной семьи стала важным мотивом в творчестве художника. Серия «Гербарий Тильзита» символично названа в честь города, где родился прадед художника, а каждый третий экслибрис из увесистой стопки является размышлением на тему литовской культуры, будь то изображение местной интеллигенции, или Пакруойиса, или памятника «Три креста», который возвышается на горе в Вильнюсе.
     О своей семье художник рассказывает, перелистывая работы, обрамленные черными паспарту. Среди них есть и погребальная урна, роспись которой стилизована под наскальные рисунки, и безрукий художник, и портрет поэта Владимира Смиренского, и плачущая женщина Пикассо. Экслибрисы Шерстяной печатал для итальянских конкурсов, французских и литовских выставок, для коллекционеров из Германии и Японии, в подарок любимой жене и другу Петру.

 

Арт-маркет

 

     — В восьмидесятые годы Петр пересылал мне из Германии открытки Пауля Клее, здесь их невозможно было достать. Можно, конечно, было попросить матросиков, которые ходили в море, но жены так загружали их тряпьем, которого тоже не было, что какие здесь альбомы по искусству, — рассказывает Шерстяной. — Я, кстати, считаю себя сыном своего времени: люблю советскую школу живописи, особенно авангардную, московскую школу академического рисунка. Только вот соцреализм терпеть не могу.
     Следующие экслибрисы, которые показывает художник, отпечатаны на трансформаторной бумаге. На одном из них изображено лезвие.
     — Это был у меня прикол такой, — смеется Шерстяной. — Разглядывал как-то лезвие бритвы и увидел, какой это на самом деле красивый предмет. Стал делать разные вариации, рисовать лезвия на своих работах. Как раз у меня были черти в голове, — немного подумав, добавляет художник.
     Позже рассказывает, что улитка — единственное существо, способное проползти на грани лезвия, не поранившись.
     — Нас учили (на факультете художественной и технической графики Кубанского государственного университета. — Ред.) писать правильно. Помню, выезжали на пленэр к горной речке Лаба и садились рисовать противоположный берег. Мой преподаватель говорил: ну, открывай свой курятник — неубранный этюдник. А потом выбрасывал самые дорогие краски — кобальт, кадмий, оставлял только черную, английскую красную, ультрамарин, охру и белила и показывал, как делать замес, — вспоминает Шерстяной. — Этими тремя-четырьмя красками на самом деле написан весь импрессионизм. Глядя на картины великих, мы учимся добиваться многогранного цвета даже самой скромной палитрой. А итальянские мастера-постмодернисты учат искусству пластики. Без этих знаний и без умения правильно писать невозможно экспериментировать.

 

 

     Самобытный характер работ Шерстяного в полной мере раскрывается в серии «Гербарий Тильзита», над которой он работал с 2000 по 2008 годы. Бумага с вкраплениями переработанной макулатуры соединяется с покинувшим печатный станок листом. Поверх силуэтов растений художник наносит одному ему известные символы, напоминающие рисунки на скалах.
— Это непрерывное, абстрактное письмо, которое идет откуда-то с небес, объясняет мастер.
Вглядываясь, замечаешь характерные авторские приемы: на одной из работ встречается лезвие, на другой фрагменты газетных и книжных страниц, которые Шерстяной нередко печатал в экслибрисы. — Работы из этой серии посвящены эрозии, разрушению ландшафта. Что-бы изобразить такие вещи, нужен минимум художественных средств. Это же чистая абстракция, обнаженные чувства, — говорит Лев, складывая листы в клетчатую папку.
Тем не менее в работах есть и строгие линии, потому что геометрия, как и знание правил, дисциплинирует, убежден Шерстяной.
Не так давно художника попросили поддержать мастеров из Светлого и выставить свои работы. Он, конечно, не отказался. Открытие запланировано на май, но точная дата неизвестна &mdash все время переносится из-за вереницы дел. Скоро начнется сезон пленэров, который Шерстяной будет вести у студентов, да и нужно бы закончить начатую серию работ. Уже в конце беседы мы говорим о Третьяковской галерее, в собрание которой вошли работы Шерстяного. Абсолютно случайно, считает мастер: искусствоведам Третьяковки понравились его работы на биеннале графики, и он их подарил.
— Спустя некоторое время захотел подарить еще пару картин, на что мне ответили: «Становитесь в очередь».

Софья Сараева Фотографии Егора Сачко